Отправлено: 18.04.07 00:53. Заголовок: РАССКАЗЫ О СОБАКАХ

Михаил Заборский

СТРАШНАЯ МЕСТЬ

Пёсика звали Тяпкой. Он был приземистый, криволапый, чёрный, с жёлтыми подпалинами. Лохматые уши торчали почти горизонтально, и казалось, владельцу стоило труда удерживать их в этом несколько необычном положении. Глаза у Тяпки были карие, насторожённые, однако с усмешечкой. Когда Тяпка находился в хорошем расположении духа или выпрашивал вкусный кусочек, он слегка повизгивал и скалил зубы. Хвостом же не вилял по той причине, что так и не сумел им обзавестись. На хвостатом месте у него находилась всего-навсего небольшая припухлость. Хозяином Тяпки была дружная и шумная ребячья компания, облюбовавшая для встреч этот затейливо растянувшийся двор, с разными будочками, сарайчиками и закоулочками. Мальчишки тщательно оберегали пса от сторонних посягательств и даже провели сбор средств на его регистрацию. Кормили Тяпку аккуратно в очередь. Иногда даже выделялся <общественный контроль>, проверявший качество пищи. Безоблачное существование Тяпки омрачали только рыжий боксёр Ральф и его владелец - грубый долговязый мотоциклист. Может быть, сам по себе, этот дядька и не вызывал Тяпкиного недоброжелательства, но в сочетании с машиной становился невыносим. Оглушительный треск, облака сизого дыма, запах, от которого хотелось болезненно чихать, - всё это окончательно выводило Тяпку из равновесия. Отношения Тяпки с мотоциклистом постепенно накалялись. Наверно, конфликт возник бы и много раньше, если бы не Ральф. Ральф являлся, так сказать, ограничителем Тяпкиных возможностей. Причина заключалась в том, что однажды Тяпка был глубоко посрамлён этим собачьим аристократом. Когда Ральфа впервые вывели на двор, Тяпка, на правах старожила, захлёбываясь лаем, кинулся к незнакомцу. Но Ральф даже не вздрогнул, он слегка присел, сделал короткий бросок и... Тяпкина голова, вместе со знаменитыми ушами, словно провалилась в широкую пасть боксёра. Все ахнули. Только хозяин Ральфа зычно и оскорбительно захохотал: - Фу! - крикнул он. - Брось! Помойкой пахнет! И тогда Ральф брезгливо выплюнул Тяпкину голову. Хотя на ней не было заметно существенных повреждений, но что это оказалась за голова - обмусоленная, жалкая! Надо было видеть унижение Тяпки. Шатаясь из стороны в сторону, он затрусил неверной походкой в один из дальних тупичков двора, где и скрылся за большой железной бочкой. До самого вечера он пролежал там, часто вздрагивая и отказываясь от самых лакомых приношений. Случай этот многократно обсуждался между ребятами. Общее мнение склонялось к тому, что Тяпка так, запросто, этого дела не оставит. - Пёс из Черкизова взят, он ещё с этими ральфами рассчитается! - почему-то во множественном числе загадочным шёпотом говорил Колька - толстый мальчуган, с несколько растерянным выражением лица, что, впрочем, не мешало ему быть признанным верховодом компании. - Черкизовские, они всегда чего-нибудь да придумают... Дадут жизни!.. Но Тяпка больше недели ничем не отмечал себя. Заслышав тарахтение мотоцикла или хриплый лай боксёра, он, понурив голову, немедля скрывался из глаз. Был выходной день, и двор гудел от праздничного оживления. И старых и малых выманила наружу солнечная майская погода. Стучали кости домино. Приглушённо выбивались ковры. Хлопали двери. Над весёлой стаей мальчишек то и дело взмывал тёмный упругий мяч.
Вышел и хозяин Ральфа. Отомкнув дверь дощатого сарайчика, он вывел оттуда видавший виды мотоцикл и прислонил его к стене дома, против своего окна. Окно находилось на втором этаже. Из него высовывалась полусонная морда боксёра, лежавшего на мягком, стёганом тюфячке. - В случае чего сигналь! - без улыбки подмигнул хозяин Ральфу и для убедительности похлопал рукой по лоснящемуся кожаному сиденью. - А то и выдрать недолго! И на экстерьер твой не посмотрю! Несколько дворовых завсегдатаев подошли поближе поинтересоваться машиной. - Не везёт с резиной, - ворчливо, ни к кому не обращаясь, сказал мотоциклист. - Горит! Прямо хоть рекламацию пиши. А задняя комера вовсе на ладан дышит! Он с кислым лицом отошёл подальше в тень, где под развесистой кроной серебристого тополя происходило яростное забивание "козла". И вдруг из ребячьей ватаги раздался чей-то звонкий голос: - Глянь-ка! Тяпка вышел! К машине! Совершенно верно, около мотоцикла неожиданно появился Тяпка. Он сосредоточенно обнюхал переднее колесо, но, видимо не обнаружив ничего примечательного, равнодушно опрыскал его, высоко задрав ногу. Из окошка раздалось угрожающее рычание Ральфа. Однако хозяин, только что начавший новый кон, даже не оглянулся. И только ребята, забросив волейбол, сгрудились кучкой, ожидая дальнейшего разворота событий. С тем же бесстрастным видом Тяпка приступил к обследованию второго колеса. И вскоре наткнулся на нечто его заинтересовавшее. Через узкую щель, между ободом и сносившейся рубчатой покрышкой, вылез наружу кусок камеры, образовав небольшой коричневый желвачок. Тяпка потёрся о желвачок щекой, словно что-то тщательно примеривая, и вдруг сделал судорожное движение челюстями. В этот же кратчайший миг оглушительный удар, словно выстрел зенитки, перекрыл все прочие звуки многоголосого двора. Прервав игру, мотоциклист, будто ужаленный, выскочил из-за стола и бросился к машине. Оглашая двор хриплым басом астматика, в окошке бесновался Ральф в предчувствии жестокой расправы. Восторженно галдели ребята. Впрочем, месть не показалась Тяпке достаточно полной. Он подбежал под самое окно и, яростно откидывая задними лапами песок и мелкие камушки, задрал морду и залился высоким лаем. Кончики его распластанных ушей торжествующе подрагивали. Чего только, должно быть, не наговорил он в эти блаженные мгновения своему надменному оскорбителю! И даже подхваченный в охапку кем-то из мальчишек, быстро увлекавшим его подальше от места происшествия, Тяпка продолжал победно взбрёхивать.

 Отправлено: 18.04.07 00:54. Заголовок: Re:

Константин Паустовский

ДРУЖИЩЕ ТОБИК

У писателя Александра Степановича Грина был в тихом Старом Крыму невзрачный пёсик-дворняга Тобик. Пёсика этого вся улица, где жил Грин, несправедливо считала дураком. Когда соседской цепной собаке - лохматому Жоре - хозяйка выносила миску с похлёбкой, Тобик продирался в соседский двор через лаз в заборе, но к миске не подходил, страшась предостерегающего Жориного рыка. Тобик останавливался в нескольких шагах от Жоры, но так, чтобы тот не мог его достать, становился перед Жорой на задние лапки и "служил" долго и терпеливо. Так он привык выпрашивать кусочки еды у людей. Но Жора не давал ему даже понюхать похлёбки. За это стояние на задних лапках перед такой же собакой, как и он сам, люди считали Тобика дураком: зря, мол, старается. Точно так же Тобик выпрашивал кусочки еды у самого Грина, и всякий раз удачно. Хозяин был молчаливый и очень добрый человек. Обращаясь к Тобику, он говорил ему: "Дружище!" Косясь на Тобика, Жора рычал и давился. Он торопливо лакал похлёбку, а глаза у Тобика мутнели от тоски напрасного ожидания. Иной раз даже слёзы появлялись у него на глазах, когда Жора кончал есть похлёбку и тщательно, до блеска вылизывал пустую миску. После этого Жора ещё долго обнюхивал землю вокруг миски - не завалилась ли там какая-нибудь косточка. - Ну и дурак ваш Тобик, - злорадно говорили Грину соседи - Нет никакого соображения у этой собаки. На это Грин спокойно отвечал соседям: - Не дурак, а просто умная и вежливая собака. В спокойствии гриновского голоса слышался нарастающий гнев, и соседи, всю жизнь привыкшие лезть в чужие дела, уходили, пожимая плечами, - лучше подальше от этого человека.
Я увидел Тобика после смерти Грина. Он ослеп, как говорили, от старости. Он сидел на пороге глинобитного белого дома, в котором умер Грин, и солнце отражалось в его жёлтых беспомощных глазах. Услышав, как скрипнула за мной калитка, он встал, неуверенно подошёл ко мне, ткнулся холодным носом в ноги и замер. Только старый и пушистый его хвост помахивал из стороны в сторону и поднимал белую известковую крымскую пыль. - Давно он ослеп? - спросил я. - Да после смерти хозяина. Всё тоскует, всё ждёт. Я ожидал, что ответ будет именно таким, так как знал давно, что единственные живые существа на земле, которые умирают от разлуки с человеком, - это собаки. Только один раз за всю жизнь я видел действительно глупую собаку. Это было под Москвой в дачной местности Переделкино. Молодой рыжий сеттер лаял на шишки, падавшие с вершин сосен. Дул сильный, порывистый ветер, и чем сильнее он дул, тем всё чаще падали шишки и тем всё больше разъярялся сеттер. Он свирепо гонялся за шишками, грыз их, мотал головой и отплёвывался. Потом он выбежал за забор дачи в чистое поле, где не было сосен и вообще никаких деревьев и никакие шишки не падали. Он сел среди поля, начал лаять на небо и лаял до рассвета, пока не охрип. По мнению одного поэта - знатока астрономии, он лаял на созвездие Малой Медведицы. Очевидно, он полагал, что все шишки сыплются из этого созвездия. Выражение <собака - друг человека> безнадёжно устарело. У нас нет ещё слова, которое могло бы выразить одновременно самоотверженность, смелость и ум - все те великолепные качества, какими обладает собака. Я точно знаю, что человек, избивающий или мучающий собаку, - отпетый негодяй, даже если собака его за это простила. Не знаю, как вы, а я испытываю величайшую нежность к собакам за их ласковость, за бурные проявления радости и обиды. Невозможно удержаться от смеха, когда видишь, как какой-нибудь Бобик бешено мчится со всех ног, чтобы догнать и облаять самое ненавистное для него изобретение человека - обыкновенное велосипедное колесо. Любите собак. Не давайте их никому в обиду. Они ответят вам троекратной любовью.

 Отправлено: 18.04.07 00:57. Заголовок: Re:

Наталия Грудинина

ЧЁРНАЯ СОБАКА ДИНКА

Я расскажу вам о семнадцатилетнем парне. Его зовут Миша. Он два года
сидел в шестом классе, потом ещё два года в восьмом. И всё потому, что ни
один предмет его не захватил. И он не мог ещё себе сказать: буду, к
примеру, астрономом. А поэтому - буду уже сейчас много заниматься
математикой.
Что он любил в жизни? Немножко - хоккей. Чуть побольше - выжигать
рисунки по дереву. Но долго заниматься ни тем, ни другим почему-то не мог.
Мать с отцом по очереди драли его за уши, даже когда он уже получил
паспорт. И поделом, надо сказать.
Впрочем, появилась-таки у Миши одна привязанность. Шесть месяцев он
выращивал щенка - чёрную овчарку по кличке Динка. Динку подарила ему в
день рождения тётя Шура, очень серьёзная женщина. И подарок её оказался
тоже очень серьёзным. Миша полюбил Динку. Но от этой любви ушам его легче
не стало.
- Тебе только собак гонять, - ритмично выговаривал отец, дёргая
сыновнее ухо.
Серьёзное ли дело - собаки? По мнению многих - нет. Но странно одно:
хоккей надоедал, а Динка нисколько. Хоть приходилось для неё самому и суп
варить, и молоть на кофейной мельнице яичную скорлупу для укрепления
щенячьего костяка. И всё это обязательно и ежедневно.
И вот случилась неприятность. Динка заболела чумой. Она лежала на
сундуке тихая и горячая, положив морду на большие пушистые лапы.
Наведалась тётя Шура и сказала:
- Чума - болезнь очень серьёзная. Не будь легкомысленным. Сейчас же
отдай в ветеринарную больницу. Многие псы после чумы калеками остаются. То
нога перестаёт работать, то вдруг весь дёргаться начнёт...
И Миша отдал Динку в больницу.
Кстати, вы слышали когда-нибудь о такой больнице? Она на окраине
города. Вокруг - сад, большие тенистые деревья и очень много травы. Лечат
там и коров, и лошадей, и прочую живность. А есть специальное отделение
для чумных собак. Они сидят там каждая в своей клетке. Им вводят уколами
витамины. Всыпают за щеку порошки, а потом, высоко подняв собачьи головы,
приказывают: глотай. Греют больных под солюксом. Приходить к ним надо
каждый день, а если по два раза в день - то и совсем хорошо. Во-первых,
потому что ни ветеринар, ни зоотехник, ни санитарка делать процедур без
хозяев собакам не станут. Чужого собака и укусить может. Ну, а во-вторых,
и в главных, животное скорее поправляется, когда часто видит хозяина и
знает - не бросил! Это уже замечено, проверено и доказано.
В больнице работает доктор Южин. Ему семьдесят лет. Давным-давно пора
на пенсию. Но пенсия вообще дело скучное, а для него в особенности.
Был когда-то доктор Южин ветеринаром Первой Конной армии. Сам товарищ
Будённый за научный подход к лошадям так ему руку жал, что пальцы немели.
Под белым халатом доктора - выцветшая гимнастёрка. Он неразговорчив, и
любимое его слово - "бывает". Да, бывает, что состарился, что пришлось
заняться работой полегче... Бывает, что войны нет, бывает, что не суровые
конники летят во весь дух по вздыбленным дорогам, а невоенные, модно
одетые люди приводят к доктору своих породистых собак. И люди эти бывают
разные.
Приходит, к примеру, любитель-охотник и приводит курносую лайку.
Он говорит:
- Если быстро бегать не будет, усыпляйте.
Ведь охотнику собака нужна для дела, да и самой собаке без любимого
своего охотничьего ремесла жить будет невыносимо...
А недавно пришёл профессор-физик и привёл молодого дога голубой
редкой масти.
Профессор сказал:
- Очень прошу вылечить. Мне эта собака очень дорога. Она на редкость
ласковая.
Правильно. Собаку надо вылечить. Ласка и доброта помогает людям
работать, думать. А думы профессора очень нужны стране.
Часто приходят старушки и приносят на руках маленьких псов: шпицев,
такс, бульдожек. Они почти всегда одиноки, эти старушки, и сил у них
хватает только чтобы о малогабаритных собаках заботиться. И нет в этом
ничего зазорного или смешного. И питомцев их надо лечить так же
обязательно, как уважать старость.
Словом, смотрит доктор зоркими глазами сначала на человека, потом на
собаку. И действует, как подсказывает разум и сердце.
Собачья больница опрятна и чиста, почти как человеческая. Доктор -
человек хлопотливый. По вечерам он задерживается тут на два-три лишних
часа. Берёт кисть и подновляет скамейки и стены масляной, краской. Любит,
чтобы всё было свежо и ярко.
Когда Миша привёл свою Динку, доктор спросил:
- Учишься хорошо?
- Плохо.
- А собаку любишь?
- Да.
- А для чего тебе собака?
- Так... для меня...
- Ладно, - сказал доктор. - Твоё место - палата три, клетка восемь.
Принеси войлок на подстилку и шерстяной платок, грудь Динки обвязать. У
неё лёгочная форма чумы. Ей тепло требуется.
Миша проводил в больнице по три-четыре часа. Носил Динке фарш и чай в
термосе. Но легче Динке не становилось. Однажды доктор поставил её на
стол, долго выслушивал, взял кровь на анализ. Потом сказал:
- Будем лечить сном, как человека. Во сне дело быстрее на поправку
пойдёт.
И потянулись тревожные дни. Собака глотала снотворное и спала. Днём
ли, вечером ли придёшь - спит... И, пока она спит, Миша слоняется по
больнице, а не то - стоит около доктора, осматривающего новых больных.
Стоит и переживает: будут усыплять или лечить?
...Однажды утром подкатила к воротам больницы новенькая малиновая
машина. Из неё вышли молодые супруги. Красивые. И одеты красиво. Привезли
бородатого жесткошёрстного фокстерьера по кличке Дарлинг, что значит
по-английски <дорогой>. Он был парализован - совсем не мог подняться на
лапы.
Супруги очень огорчались - громко, вслух. Ведь какой игрун был, какой
бедокур! Все ботинки, все туфли в доме погрыз, даже модельные босоножки,
которые в 40 рублей обошлись. Не беда! Ничего не жаль для Дарлинга. И -
вот видите - привезли лечить! Очень далеко ехали, хорошо ещё, что машина
своя...
Супруги называли Дарлинга всякими ласковыми именами: и ласточкой, и
крошечкой, и даже сыночком! И вечером они снова приехали к нему вдвоём, и
сетовали, что вот ведь отпуск кончается и что билеты есть на сегодня в
театр, но Дарлинг - важнее, пусть театр пропадёт пропадом. И назавтра они
тоже приехали утром, а вечером - не подошла к воротам малиновая машина.
Доктор постоял у Дарлинговой клетки, поглядел в окно, в длинную
перспективу вечерней улицы, и сказал:
- Бывает...
А потом он подозвал Мишу:
- Погрей-ка Дарлинга под солюксом. Твоя Динка всё равно спит.
Миша прогрел собаку под круглым стеклянным солнцем, влил Дарлингу в
пасть бульона, припасённого для Динки. И потом делал то же самое изо дня в
день, потому что малиновая машина так больше и не приезжала.
Пока чёрная Динка спала, повязанная крест-накрест тёплым платком,
Миша грел и кормил Дарлинга, тот подымал голову ему навстречу, словно
спрашивая:
<Теперь ты мой хозяин, да?>
На одиннадцатый день болезни Дарлинг пережил кризис. Температура у
него резко упала ниже нормы. Зрачки закатились так высоко, что между век
белели только глазные яблоки. Зоотехник поддерживал Дарлинга уколами
камфары. А доктор в какой-то самый опасный, одному ему известный момент
вдруг разжал ножом судорожно стиснутые зубы собаки и влил ей в горло
полстакана портвейна. Через пять минут собачьи зрачки выкатились из-под
век и встали на место.
Дарлинг задышал часто и прерывисто, и Миша почувствовал, как медленно
и верно начинает теплеть под его ладонями пушистое розоватое тело
фокстерьера.
- Теперь помочь ему надо с параличом справиться, - сказал доктор и
научил Мишу, как массировать Дарлинга и как делать ему лечебную
гимнастику.
Часами растирал Миша плоские, слежавшиеся мускулы собаки, терпеливо
вытягивал ей лапы - то одну, то другую. И с удовлетворением чувствовал,
как круглятся и твердеют мышцы, разбуженные руками человека.
И вот доктор Южин позвонил по телефону молодым супругам:
- Можете забирать вашего Дарлинга... Да, выздоровел. Тут ему один
парень здорово помог... Поблагодарить?.. Ну, это уж вы сами сделаете.
Молодые супруги приехали взволнованные и очень смущённые. Привезли
Мише большую коробку конфет и долго-долго тараторили: мы, мол, не могли
приезжать, у нас, мол, отпуск кончился, мы, мол, так много работаем...
- Бывает, - сказал доктор Южин и выписал Дарлинга домой. Он хорошо
знал, что у таких хозяев здоровая собака как сыр в масле катается, а вот
больная-то она вроде бы сразу перестаёт быть нужной. Есть люди, которые
идут навстречу только радостям, а от печалей бегут в кусты...
После Дарлинга выходил Миша и огромного сенбернара Матроса, у
которого хозяйка, актриса, уехала на гастроли, и полосатую боксёршу Патти,
к которой ходила восьмилетняя девочка и, ясно же, ничего не могла делать
как надо.
- Мишка, подсоби! - кивал ему зоотехник, которому не справиться было
даже при хозяине с каким-нибудь зубастым лохмачом, не желающим терпеть
уколов.
Собаки не кусали Мишу, и доктор говорил:
- Бывает. Руки у тебя спокойные. Больному спокойствие полезно.
А чёрная собака Динка спала уже десять дней, и Миша даже иногда
забывал о ней, заверченный водоворотом необыкновенной своей работы.
Но вот явился однажды в больницу Мишин отец.
- Что это ты, доктор, сына моего на аркане держишь? - хмуро сказал
он. - Не можешь собаку вылечить, так усыпи. И освободи мне парня! Ему на
лето в школе работа дадена, а он по сей день не принимался.
На следующий день Миша не пришёл в больницу.
- Бывает, - меланхолично произнёс доктор. - Не пустили, значит...
Он снова долго глядел в окно, в длинную перспективу вечерней улицы,
словно бы кого-то ожидая, без кого уже как-то и не обойтись...
А потом он принёс кисть и густо выкрасил старую стремянку в весёлый,
ярко-алый цвет. И, пока красил, всё думал, думал о чём-то своём -
немолодом и мудром.
В полдень следующего дня Миша всё-таки пришёл к своей Динке, но
клетка её была пуста. Бурей пролетел он по отделению, по коридору - двери
визжали, лязгали на его пути. Он задел плечом свежевыкрашенную стремянку,
и она грохнулась на пол, оставив на Мишиной куртке длинный алый след,
словно свежую рану.
- Где Динка? - задыхаясь, крикнул он доктору Южину. - Усыпили?
- Ты тут обожди, парень, - отозвался доктор, не подымая глаз от
карточек историй болезни. А потом не торопясь взял телефонную трубку,
что-то кому-то сказал...
Миша не Слушал. Он сидел, уставясь в стеклянный шкафчик с
хирургическими инструментами. В зеркале стёкол и в блескучем металле ножей
и пинцетов отражалось его лицо, такое бледное, что веснушки на нём резко
выделялись, словно крошки чёрного хлеба на скатерти...
<Усыпили Динку, - колотилось в мозгу. - Усыпили, а может быть, она бы
и выжила...>
Сколько времени он сидел так - неизвестно. Время для него перестало
существовать. И время, и больница, и большие тенистые деревья в саду.
Он не услышал, как открылась дверь кабинета, и вздрогнул, когда
доктор тронул его за плечо.
- На вот тебе Динку. Не горюй!..
Прямо перед Мишей выросла фигура знакомой санитарки. На поводке у неё
была собака. Только совсем не Динка. И вовсе даже не похожая. Шотландская
овчарка. Глаза сияющие, янтарные, а хвост как у чёрно-бурой лисы.
Великолепное, редкой красоты животное глядело на Мишу с любопытством и
доброжелательством.
- Это... кто? - выдохнул Миша.
- Это - для тебя, - ответил доктор. - Её привели сюда усыпить. Хозяин
уехал из Ленинграда. Чумой она у тебя не заболеет. Раньше уже переболела.
А твою усыпить пришлось. Не жилица она была на белом свете. Я это давно
видел. Зови эту Динкой, если хочешь. Я сам не знаю, как её прежде звали.
Доктор передал Мише поводок и вышел из кабинета.
- Такую душу, парень, как у нашего доктора, ещё поискать надо, -
заговорила санитарка. - Он же специально твою Динку на снотворном держал,
жизнь ей тянул, чтобы ты надежды не терял, пока он тебе другую собаку
подберёт. Понял? Такую хоть сейчас на выставку - медаль обеспечена. Ну, да
ты и заслужил! Сколько собак выходил, молодчина ты мой сердешный...
Всё ещё молча Миша потянул за поводок. Чудо с янтарными глазами
приблизилось и положило ему на колени свою длинную аристократическую
морду.

 Отправлено: 18.04.07 00:59. Заголовок: Re:

САПЁР

Время было раннее, шёл дождь, и в летнем павильоне станционного буфета посетители занимали только три столика. За одним из них сидел мужчина лет сорока. Он сидел наклонившись, лишь изредка бросая взгляд на море. Оно простиралось рядом, за полотном железной дороги. На фоне вспененного моря резко белела скамья с прилипшей к сиденью газетой. Подле мужчины сидела овчарка, рыжая, с белыми пятнами на груди и лапах; треугольники ушей обвисли, как лацканы старого пиджака. Крупная голова овчарки прижималась к коленям хозяина, и вся овчарка была устремлена к нему, явно истосковавшаяся по ласке. При каждом прикосновении жилистой, покрытой светлым пушком руки овчарка подавалась вперёд, стараясь продлить приятное мгновение, и хвост её от удовольствия плавно стелился по полу из стороны в сторону. Шерсть на боках овчарки свалялась, на спине лоснились тёмные мокрые пятна. Кожаный потрескавшийся ошейник вытер и примял широким кольцом светлый ворс. Мужчина поднял голову. В глазах, тёмных, редких для веснушчатого лица, светилась нежность. Рука продолжала мягко поглаживать шерсть на загривке овчарки, и я расслышал несколько раз тихо произнесённое слово: "Сапёр". Подошёл официант. Принёс чай, бутерброд с кетовой икрой и глубокую тарелку с мясным блюдом. - Вообще-то не полагается, - вполголоса сказал официант, но в тоне его не было ни упрёка, ни недовольства. Он выговаривал просто так, для формы. - Да и ни к чему, Виктор Иванович, - добавил официант, наклонив седую голову. - Балуете вы его. - Воскресенье, - отозвался мужчина. - Выходной день. Белая молния полоснула изломанной стрелой и мертвенной вспышкой выбелила всё вокруг. Овчарка теснее прижалась к хозяину. Раскатистой канонадой обрушился гром. - За посуду уплачу, - сказал мужчина. Официант ничего не ответил и шаркающей походкой удалился к буфетной стойке. Мужчина поставил на пол тарелку с мясом и тихо произнёс: - Кушай, Сапёр! Это прозвучало не приказом, не разрешением, а просьбой. Еда была угощением. Овчарка, благодарно взглянув на хозяина, принялась не спеша есть. Хозяин, подперев щёку, смотрел на овчарку. Морщины на его крутом, обожжённом загаром лбу разгладились и белели, как шрамы. Время от времени овчарка отрывалась от еды и поглядывала вверх, как-то странно наклоняя голову набок. - Кушай, Сапёр, кушай, - приговаривал хозяин. Сам он не притронулся ни к чему и только курил.
Дождь затих так же внезапно, как и начался, серая бахрома его быстро отступала в море. Снова блеснула молния, но уже далеко, и звуки грома долетели отголоском дальних взрывов. Грозовая туча уходила всё дальше и, уплотняясь, будто упершись в горизонт, густой фиолетовой массой залегла вдали. Мужчина разломил бутерброд, меньшую часть съел сам, а большую протянул на ладони овчарке: - Кушай, Сапёр, кушай. Приблизился официант, издали наблюдавший всю сцену, и молча положил на стол счёт. Мужчина подал деньги и направился, заметно прихрамывая, к выходу. Овчарка последовала за ним. Она была рослой, почти по пояс хозяину, с могучими, крепкими лапами и большой красивой головой. Правый глаз её был закрыт. Мужчина с овчаркой свернули за угол и скрылись из виду. Что-то необычное было в этой странной паре. - Откуда у собаки такое имя - Сапёр? - заговорил я с официантом. Судя по всему, он знал многое о мужчине с овчаркой. Глаза пожилого, немало повидавшего человека внимательно посмотрели на меня. - Вы не ослышались: Сапёром зовут. - Это всё, что он сказал мне тогда. Через несколько дней я покидал станцию Залив. Обычно на запад отсюда уезжали через Владивосток, но я решил садиться в Заливе, на проходящий. На станцию я пришёл загодя и спустился к морю. Там на одинокой скамье я и встретился вновь с пожилым официантом Ефимом Михайловичем Аплачкиным. Низко над морем ярко блестела Венера. Мерцающее дымчатое отражение её пересекало гладь залива, как дорога. Аплачкин смотрел на эту звёздную дорогу, когда я присел рядом и поздоровался. Не поворачивая головы, он молча кивнул в ответ. От папиросы отказался, а когда я прикуривал, взглянул на меня и узнал. - Это вы тогда о собаке спрашивали? Сапёром зовут, Сапёром, - сказал он, будто продолжая только что прерванный разговор. - А хозяина её - Чемерисом, Виктором Ивановичем Чемерисом. Из военного санатория он.

 Отправлено: 18.04.07 01:00. Заголовок: Re:

ПРОДОЛЖЕНИЕ

* * *
Виктор Иванович Чемерис работал в санатории начальником квартироэксплуатационного отделения. Должность соответствовала его профессии. Чемерис окончил строительный техникум, в войну был сапёром. На фронте Чемерис и повстречал рыжую овчарку. Впрочем, сперва она была грязным рыжим кутёнком, отбившимся от матери и хозяев. Солдаты сапёрной роты нашли его в развалинах дома в Сталинграде. Щенка отнесли в овраг, к кухне, накормили, приласкали, и он так и прижился в роте. Долгое время солдаты называли щенка как кому вздумается. Безымянный пёс, заслышав перезвон котелков, стремглав бросался к кухне, усаживался в сторонке и терпеливо ждал, пока растает весёлая очередь и повар вывалит на какую-нибудь дощечку или просто в снег добрую порцию пшённой каши с мясными консервами. Однажды в обеденный час пришёл командир взвода лейтенант Чемерис, высокий, плечистый, с рыжеватым чубом, выпиравшим из-под серой ушанки. Ремень со звёздной латунной пряжкой перетягивал зелёный ватный костюм, сбоку плотно прилегал пистолет в коричневой кобуре. - А этого сапёра почему не кормят? - весело спросил Чемерис. Все рассмеялись и принялись наперебой звать пушистого щенка: - Сапёр, давай в очередь! - Тащи котелок, Сапёр! - Где его посудина? - обратился Чемерис к повару. Аплачкин развел руками: - Нету. Да и не полагается, не полагается возить при кухне собачью миску. - Не полагается? Ну что ж, сам буду носить, - сказал Чемерис и поставил перед чёрным влажным носом овчарки свой круглый котелок. - Кушай, Сапёр! С той поры за собакой и закрепилась кличка Сапёр, а лейтенант Чемерис стал её признанным хозяином. Сапёр ходил за Чемерисом повсюду, спал в его землянке и вместо ординарца выполнял мелкие поручения: подавал сапоги, которые Чемерис по укоренившейся привычке сбрасывал с ног в разные стороны, носил газеты, а потом и письма. Стоило в расположении роты появиться почтальону, как Сапёр низкой, стелющейся рысью бросался к нему навстречу и, нетерпеливо поводя вытянутой мордой, ждал письма для своего хозяина. Почтальон, требовавший от счастливых адресатов: "А ну, дай кусочек самодеятельности!" - заставлял и Сапёра отрывать от земли передние лапы, когда на имя лейтенанта Чемериса приходило письмо. Чемерис уже командовал ротой, когда Сапёр стал всё реже и реже приносить белые конверты. Что уж там случилось в тылу - неизвестно, но переписка и вовсе оборвалась. Напрасно огромная рыжая овчарка с белыми пятнами на груди и лапах вытягивала своё сухое мускулистое тело, просяще и тоскливо заглядывая в лицо почтальону. - Нэма капитану, Сапёр, нэма ничого, - печально говорил почтальон. И Сапёр, опустив пушистый, чуть изогнутый хвост, возвращался ни с чем и молча укладывался у ног хозяина. - Забыли нас, Сапёр, а? - спрашивал Чемерис и, размеренно поглаживая крупную голову овчарки, приговаривал: - Ничего, Сапёр, будет и на нашей улице праздник. Но, видимо, капитан Чемерис и сам не верил в свои слова. И всё же праздник наступил, но лишь для Сапёра. Это произошло зимой, в феврале, в районе Витебска. Рота Чемериса восстанавливала повреждённое артиллерийским обстрелом минное поле перед нашим передним краем. Дивизия занимала оборону в небольшом районе, прозванном солдатами чёртовым мешком. День и ночь среди голых, изрытых окопами высот и в топкой низине с поредевшей, иссечённой и изрубленной рощицей рвались снаряды и тяжёлые мины. Капитан Чемерис с солдатами работал на нейтральной полосе. Сапёр, по обыкновению, ожидал своего хозяина в первой траншее, примостившись рядом с наблюдателем, солдатом Расторгуевым. (Расторгуев страдал ревматизмом и не мог ходить на задания.) В четыре часа утра пришёл повар ефрейтор Аплачкин. Он и в окопе держал себя, как некогда у раскалённой плиты, - откинув назад голову. Аплачкин сбросил с плеч термос с горячим чаем и, тяжело отдуваясь, стал свёртывать цигарку. - Почта так и не приходила? - спросил Расторгуев. - Принёс, - ответил, придыхая, Аплачкин и достал из-за пазухи тощую пачку конвертов. Овчарка подняла голову и уставилась на Аплачкина. - Есть, - успокоил тот. - И капитану нашему, Чемерису, есть. Услышав знакомое имя, Сапёр нетерпеливо толкнул носом в грудь сидевшего на корточках Аплачкина. Тот опрокинулся на спину. - Обалдел, что ли? - разозлился Аплачкин. Но Сапёр продолжал наступать молча, без единого звука, только обнажив острые клыки. Хвост поднялся и загнулся кверху. - Будь ты неладен... - выругался Аплачкин и, перебрав пачку, протянул письмо. Сапёр мягко схватил конверт и лёгким прыжком вскочил на бруствер. - Куда! - опомнился Аплачкин, но Сапёр уже исчез в темноте. - Эх, Ефим Михайлович, - в сердцах сказал Расторгуев, - загубили вы Сапёра, подорвётся он. Мин тут, наших и германских, как пшена в вашем рататуе. Но Сапёр, продвигаясь по следу хозяина, благополучно миновал все опасности. Там, где след превращался в сплошную борозду, Сапёр прижимался и полз. Чемериса неожиданно ударили по ноге, и он оглянулся. Позади темнела огромная голова с острыми ушами. Два мерцающих глаза и что-то белое, плоское. Чемерис сразу понял, в чём дело, и, притянув к себе голову овчарки, шепнул в самое ухо: - Дай. Чемерис на ощупь убедился, что в руках у него толстое письмо, и спрятал его через отворот полушубка в гимнастёрку. "Дорогой ты мой Сапёр! - ласково подумал Чемерис. - Спасибо тебе". И жестом приказал: "Назад, место!" - Ползёт кто-то, - предупредил Расторгуев. Аплачкин встал рядом и тоже всмотрелся в темень. Наконец и он разглядел что-то чёрное, быстро выраставшее на светлом снежном настиле. Вот вспыхнули и снова погасли два огонька. "Сапёр!" - облегчённо вздохнули оба солдата. Через минуту Сапёр сидел рядом, высунув трепещущий язык. - Вот сукин сын! - беззлобно выругал Сапёра Аплачкин и погладил жёсткую шерсть на холке. Овчарка, чувствуя недавнюю вину, разрешила приласкать себя, затем улеглась и зажмурила глаза. Прошло с полчаса, когда Сапёр вдруг встрепенулся и завилял хвостом. - Наши идут, - уверенно сказал Расторгуев. ...Самодельная жестяная кружка из консервной банки давно перестала дымиться в ногах капитана Чемериса, а он, привалившись к мёрзлой глине окопа, прикрыв полой измазанного полушубка жёлтый свет фонарика, всё читал и перечитывал длинное, самое длинное за всю войну письмо. Сапёр преданно и довольно следил за хозяином, ожидая заслуженной благодарности. Он несколько раз тронул лапой сапог, пока Чемерис не обратил на него внимание. - Хорошо, Сапёр. Хорошо... И Чемерис погладил массивную голову Сапёра. ...Оттаяли мёрзлые комки на брустверах траншей, отшумели под солдатскими сапогами весенние потоки, высохли раздавленные гусеницами и колёсами фронтовые дороги. Остались позади белорусские леса и болота, отплыли литовские тракты. И снова наступила зима, но уже прусская: тёплая и мокрая. Гитлеровцы держались за свои фамильные фольварки, остроконечные кирхи и охотничьи угодья. Они опоясались многокольными рядами колючей проволоки и густо засеянными минными полями. Рота капитана Чемериса получила приказ сделать несколько проходов во всю глубину нейтральной полосы - от своих траншей к немецким. За час до полуночи сапёры один за другим перевалились через бруствер и бесшумно поползли вперёд. Ушёл с ними и Чемерис. Сапёр остался в траншее, чутко прислушиваясь к фронтовой ночи. То и дело взлетали ракеты, проплывали изогнутые трассы разноцветных угольков пулемётных очередей, выли и с треском лопались мины. Сапёр лежал спокойно, лишь жмурил глаза при каждой вспышке осветительных ракет-фонарей. Покачиваясь на тонких стропах парашютиков, они опускались вниз, искрящиеся, ослепительно белые, волоча за собой редкие голубоватые хвосты дыма. Вдруг ракеты стали взлетать чаще, в небе сразу повисло десятка два ярких фонарей. Сотрясая воздух, гулко забили крупнокалиберные пулемёты, рванулись автоматные очереди. Натужный вой мин слился с жаханьем и грохотом разрывов. - Накрыли, - прошептал Расторгуев. - Эх, напасть какая! Последние слова он прокричал. Таиться уже не было смысла: для прикрытия сапёров ударили наши орудия. Овчарка заволновалась, будто почуяв беду. В разных местах в траншею скатывались солдаты, переведя дух, отчаянно ругались и, роняя зёрна махорки, свёртывали огромные цигарки. Осторожно на руки товарищей спустили раненых. Когда собрались почти все, кто-то спросил: - А капитан где? Чемериса не было, не возвратились с ним ещё четверо. Трое солдат, не сговариваясь, аккуратно пригасили самокрутки и уползли на помощь. Один из них не вернулся, двое, помогая друг другу, в изорванных, вспоротых осколками полушубках, дотянулись до окопов, но перевалить через бруствер уже не смогли, не хватило сил. - Эх, напасть какая! - сокрушённо повторил Расторгуев и, кряхтя, полез наверх. Когда прошло полчаса, все поняли, что ждать Расторгуева нечего. - Придётся пересидеть, - тихо произнёс черноусый сержант. Постепенно пальба затихла; всё реже вспыхивали ракеты. Новая спасательная группа изготовилась к вылазке, когда послышались странные звуки, будто волоком тащили нелёгкий груз. - Сапёр! Сапёр всё ближе подтаскивал грузное тело капитана Чемериса, уцепившись за ворот его телогрейки. Солдаты бросились на подмогу. Чемериса уложили на дне окопа. - "Сюрприз", - прошептал кто-то. Все тотчас взглянули на ноги капитана. Правая вместе с сапогом была срезана у щиколотки противопехотной миной с праздничным названием: "Сюрприз". Чемерис, не открывая глаз, сдавленным голосом позвал: - Сапёр! Лишь теперь все обратили внимание на исчезновение овчарки. - Сапёр, - снова позвал Чемерис. Лицо его, серое, в копоти, выражало странное спокойствие. - Придёт сейчас, - отвлекая, сказал фельдшер, осматривавший капитана. Затылок раненого был в липких сгустках. Фельдшер озабоченно нахмурился. Санитар подал тампон, и фельдшер осторожно, поглядывая в лицо Чемериса, стал вытирать кровь. Солдаты напряжённо следили за рукой фельдшера. Вдруг губы его дрогнули, и он облегчённо вздохнул: то была чужая кровь. - Шапку, - бросил фельдшер. К нему сразу протянулось несколько рук с шапками, но фельдшер надел на Чемериса свою шапку, будто командовал лично себе. После этого фельдшер принялся обрабатывать искалеченную ногу. Голенище он разрезал и отбросил в сторону, прямо к ногам черноусого сержанта. Тот отодвинулся, чтобы ненароком не наступить, будто это была не кирза, а человеческая кожа. - Сапёр, - опять позвал Чемерис и открыл глаза. И, словно лишь сейчас услыхав зов, сверху обрушилось гибкое могучее тело овчарки. Она раздвинула столпившихся солдат и уселась рядом с Чемерисом. И все одновременно увидели в крепких челюстях кирзовый опорок с застывшим в нём оранжево-красным месивом. Сапёр принёс это, как обычно приносил хозяину его сапоги. Никто не решился скомандовать: "Дай!"2 На это имел право только капитан Чемерис, хотя то, что принёс Сапёр, уже не принадлежало ему. - Дай, - без всякого выражения произнёс Чемерис. Опорок мягко упал на землю. - Перевяжите его, - тихо потребовал Чемерис. На месте правого глаза Сапёра чернела запёкшаяся рана. Закончив бинтовать ногу, фельдшер коротко бросил санитару: - Носилки. - Перевяжите его, - твёрдо повторил Чемерис, он уже не закрывал глаза и не жмурил их. Боль замерла, чтобы потом, позднее, терзать ослабевшее тело. Фельдшер взглянул на Чемериса и молча стал обследовать овчарку. Она вдруг сделалась послушной, как тяжело больной ребёнок, и тихо заскулила. Двое солдат подняли носилки с раненым и двинулись по узкому извилистому проходу. Сапёр непривычно наклонил забинтованную голову и неотступно шёл за ними. Никто не пытался удержать его. Когда уже в медсанбате капитана Чемериса вносили в санитарную машину, врач в белом халате с туго закатанными по локти рукавами притопнул ногой: - Пошёл вон! Но Сапёр, не обратив на это никакого внимания, впрыгнул в кузов "санитарки" и уселся рядом с носилками. Его пытались выгнать, но ощетинившаяся огромная овчарка с забинтованным глазом выглядела столь грозно, что дотронуться до неё было страшно, а крики не оказывали никакого воздействия. - Принесите-ка палку! - распорядился врач. Но в это время раздался предостерегающий крик: - Воздух! В небе угрожающе завыли "хейнкели". - Ну вас! - нетерпеливо засуетился шофёр. - Едем или нет? Врач, сдавшись, махнул рукой: - Чёрт с ним, в госпитале отделаются. Но в госпитале от Сапёра не отделались. Чемерис, очнувшись после операции от наркоза, позвал овчарку. Он не успокоился, пока её не впустили к нему. Сапёра предварительно искупали и сменили повязку. Он терпеливо вынес процедуры, инстинктивно чувствуя, что иначе его не допустят к хозяину. Так они и лечились вместе в одном госпитале, капитан Чемерис и овчарка Сапёр. Сапёр поправился после ранения быстро, но долго не мог привыкнуть смотреть на мир только одним глазом. Постепенно он освоился со своим положением и с новыми, отличными от фронтовой жизни условиями. Сапёр стал заметно общительнее и добрее, особенно к людям в белых халатах, но навсегда сохранил неприязнь к белым закатанным рукавам. Его знали и любили во всём госпитале, баловали лакомыми кусочками, играли с ним. Сапёр возился с удовольствием, но ни за что не выполнял команды: "Взять!" Однажды у него на виду бросили колбасу: "Сапёр, взять!" Но Сапёр улёгся на траву, положил голову между вытянутых лап и тихонько, тоскливо завыл, вспомнив что-то далёкое-далёкое... Из госпиталя Чемерис выписался спустя два месяца после войны. Он долго не мог решить, куда ехать, а тут подоспело письмо от бывшего ротного кашевара Ефима Михайловича Аплачкина. Он демобилизовался и вернулся к себе на маленькую станцию неподалёку от Владивостока.

* * * -
Я в ту пору демобилизовался уже, подчистую ушёл. - Мой собеседник сожалеюще вздохнул. - Домик у меня тут. Вдвоём с женой, одни мы. Сынок в Силезии навечно полёг. Не приходилось в тех краях бывать?.. И мне тоже... Простите, величать вас как по имени и отчеству? Я назвался, но Аплачкин, как и прежде, обращался ко мне безлично. - Ну вот. Уговорил я капитана. Выдали ему документы до станции Залив Приморской железной дороги. И на Сапёра выдали. От сопровождающей сестры капитан отказался, а за счёт этого, значит, выпросил литер на "служебную собаку-санитара породы восточноевропейская овчарка по кличке Сапёр". Сперва у меня жили, потом капитан свою квартиру получил. Из-за каменистого мыса нарастал шум поезда. Пора было собираться. - И поныне живут они вместе, капитан с Сапёром? - А кто ж их разлучит?

 Отправлено: 25.05.07 12:56. Заголовок: Re:

Сказка о забывчатом щенке.

Утром щенок проснулся и захотел есть. Он побежал к хозяйке, но вдруг забыл, как надо сказать по-собачьи, что он голоден.
Поэтому хозяйка не поняла, зачем он пришел, и щенок с плачем выбежал во двор.
Во дворе он увидел гнедую лошадь.
- Ты чего плачешь? - спрашивает его лошадь.
- Я плачу, потому что очень хочу есть, - отвечает щенок, - но забыл, как по-собачьи попросить.
- Не плачь, - говорит лошадь, - я тебя научу, как надо просить. Скажи: "И-го-го", - и тебе сразу дадут есть.
- Что ты! Щенки не ржут, - заплакал пуще прежнего щенок и побежал дальше.
На лужайке он встретил черную корову.
- Ты чего плачешь? - спрашивает его корова.
- Я плачу, потому что забыл, как просят, есть, а я очень голоден.
- Стоит из-за этого плакать. Скажи: "Му-уу!" - тебе сразу дадут есть.
- Щенята не мычат. Они говорят по-другому, - сказал он и побежал в поле.
Услыхала овца, что щенок плачет, и спрашивает:
- Ты чего плачешь, щенок?
- Я забыл, как собаки просят, есть, - твердит свое щенок.
- Идем, я тебя научу, - сказала овца. - Скажи: "Ме-е-е!" - и тебе сразу дадут есть.
- Нет, нет! - закричал щенок. - Это только овцы блеют. Щенки говорят по-другому. И он побежал обратно к дому.
У забора щенок увидел белую курицу.
- Чего ты плачешь? - спрашивает его курица.
Когда щенок сказал ей, почему он плачет, курица стала его утешать.
- Сейчас тебе дадут поесть. Скажи только: "Кудах-тах-тах", - сказала она.
- Нет, что ты! Щенки не кудахчут, - залился слезами щенок, - а как они говорят, я забыл.
И он побежал дальше.
Но тут вышел из конуры черный мохнатый пес и сказал:
- Один я тебе скажу, как надо голодному щенку попросить есть: пойди в кухню к хозяйке, которая сейчас готовит ужин и скажи: "Гав!"
- Вот это верно! - обрадовался щенок. - Так и только так просят есть!
Он побежал в кухню и жалобно стал просить:
- Гав-гав-гаав!
Девочка поняла, что щенок сильно проголодался.
- Бедный щенок! Почему ты целый день молчал, что хочешь есть?
И маленькая хозяйка налила щенку полную миску теплой похлебки. Щенок все вылакал и больше уже не забывал, что надо говорить, когда захочешь есть.
"Гав, - говорит он, - гав!"

 Отправлено: 25.05.07 13:03. Заголовок: Re:

Собака с внешностью льва, большой душой и преданным сердцем.

Душераздирающий вой разбудил дачный поселок, в нем было столько горя и боли, что даже самые бесчувственные содрогнулись. А многие, разбуженные воем, так и не уснули до утра.

Нарушителем ночной тишины был громадный рыжий пес, который сидел возле дома и выл, как бы взывая о помощи. Но кто, кто мог помочь ему. Люди - не боги, они себя-то не всегда понимают, а где уж понять душевную боль собаки.

Несколько лет назад в теплые дни золотой осени, в разгар бабьего лета, на дачу привезли месячного щенка леонбергера. Это было лохматое маленькое чудо по кличке Раджа. Серо-рыжеватый, с черной маской, шустрый, любопытный и, как все щенки, немного неуклюжий. Он рос всеобщим любимцем. То ли от врожденных качеств, то ли от склада характера, но щенок удивлял всех. Уже в месячном возрасте, подражая большим собакам, он проявлял качества настоящего сторожа. Всех приходящих на участок щенок внимательно осматривал, обнюхивал, а когда ему казался посетитель подозрительным, малыш угрожающе рычал, а потом начинал громко лаять. К членам семьи Раджа относился по-разному. Хозяином и другом леонбергер выбрал спокойного, немногословного бородатого мужчину, он по профессии был врач, много курил, и от него всегда пахло табаком и лекарствами. Внешняя суровость хозяина импонировала псу, между ними сразу возникло чувство взаимопонимания. Раджа очень любил ходить с хозяином на прогулки в лес и в поле, бродить по болоту или купаться в пруду. А какие были замечательные вечера, когда хозяин садился на крыльцо, курил, а Раджа укладывал свою большую голову к нему на колени, и они вместе вслушивались в ночную тишину и любовались звездами, каждый думал и мечтал о своем. Это были незабываемые, счастливые мгновения.
Жену хозяина Раджа тоже любил и слушался. Она была добрая и веселая, от нее исходила какая-то необыкновенная энергетика, которую чувствовали все окружающие. С ее появлением дом оживал, у всех поднималось настроение, даже на лице хозяина появлялась улыбка, и он становился более разговорчивый.
Очень любил Раджа дочь хозяина, она была его большим другом и партнером по играм. Только с ней пес позволял себе раскрепоститься, сбросить маску строгости и неприступности, превращаясь в озорную, игривую собаку, способную на безрассудства. Он всегда заранее чувствовал ее приезд и встречал радостными песнями на свой манер. Ее приезд для него был всегда праздником.
Сын хозяина с женой и дочерью приезжали на дачу крайне редко. Раджа знал их и позволял свободно перемещаться по охраняемой им территории, время от времени показывая, что они здесь гости и радости от их присутствия он не испытывает.
Соседку по участку и ее семью считал врагами. Одно ее появление около забора вызывало у собаки приступ бешенства. Время от вренин ходил вдоль забора и порыкивал, давая понять, что присутствие этих людей на охраняемой территории недопустимо.
А еще у Раджи был дружок Кузя - маленький рыжий котенок. Откуда хозяин принес его, никто не знал, но чувствовалось, что жизнь его прежде была не сладкая. Он был такой худой, что того и гляди ребра проткнут тоненькую шкурку. Мордашка у него была с громадными зелеными глазами и с общипанными бровями и усами. Котенок не умел даже мяукать, а нормальный пищи никогда не ел. Кузя не претендовал ни на что. Он был доволен всем и рад, что у него наконец появились дом и друзья.
Большой пес и крохотный котенок стали неразлучными друзьями. Раджа милостиво разрешал Кузе участвовать в прогулках вместе с хозяином. Это была потешная картина, если смотреть со стороны, как громадный Раджа и малюсенький Кузя шествуют друг за другом или Кузя идет между лап собаки. Пес даже разрешал котенку есть из своей миски, обычно для всех это было запрещено. В холодные вечера собака грела котенка, пряча его между лап.
На даче частенько бывало многолюдно. Приезжали дети и внуки хозяина, а также друзья и родственники. Хозяин знакомил Раджу с приезжающими, и пес, не теряя бдительности, терпел их присутствие, не допуская фамильярности. Из всех, кто приезжал на дачу, собака невзлюбила внучку хозяина - капризную и строптивую девчонку, которая всегда всеми командовала, неважно, кто это - родители или собака, и тискала Кузю. Раджа недоумевал, как хозяин все эти капризы терпит. Когда никого поблизости не было, пес порыкивал на нее и старался тихонечко прикусить - повоспитывать. Если больше некому, тогда он займется ее воспитанием.
Шло время, неуклюжий щенок превратился в красавца леонбергера. Во время прогулок не было ни одного человека, который не обратил бы внимание на рыжего красавца пса, похожего на льва, с царственным видом и грациозной легкой походкой.
Ни летняя жара, ни лютый холод не оказывали влияние на поведение и охранные качества Раджи. Он честно выполнял свои обязанности, ни одна душа не могла проникнуть на территорию, охраняемую им. Да и не нашлось ни одного смельчака, кто бы хотел испытать судьбу, помериться силой с Раджой. Слава о красавце стороже распространялась очень быстро.
Непередаваемо волнительные минуты были и тогда, когда вместе с хозяином они участвовали в престижных выставках высокого ранга, получали награды и титулы. Трудно сказать, кто кого выставляет - хозяин Раджу или наоборот. Оба были взволнованы и довольны друг другом. На стене в комнате хозяин повесил все розетки и медали, рядом стояли и кубки, завоеванные Раджой.

Со временем у него появились дети, которые, как и он, на выставках получали наивысшие оценки и титулы. Несколько его щенков жили за границей, и это печально, он не сможет узнать об их успехах. Встречая на выставках своих детей, он издали наблюдал за их успехами. И сердце его наполнялось радостью и великой гордость за свое потомство.
Дни летели за днями. Месяца поочередно сменяли друг друга. Время шло. Раджа матерел. Невзирая ни на что, в гомоне звуков пес легко определял знакомые. Раджа отлично знал звук мотора машины хозяина, его чуткое ухо задолго слышало ее приближение. С радостным повизгиванием и поскуливанием встречал он хозяина у калитки.

Но что-то случилось. Много дней уже хозяин не приезжает. Такого еще ни разу не было. Раджа ждал молча, прислушиваясь к проезжающим машинам. Он потерял аппетит и покой. Все ему было не в радость. Холодная тоска заползла в его душу. Ныло сердце, хотелось выть, но он молчал и ждал, четко выполняя свои обязанности.

Разве мог Раджа знать, что его хозяин борется с тяжелым недугом. И ставка в этой борьбе - жизнь. Врачи и жена не отходят ни на минуту от его постели. Кто победит в этой схватке за жизнь, увы, никому не известно.
Вот и кончилась осень, наступила зима. Середина декабря, а снега как не было, так и нет. Моросит противный, нудный дождь, как будто кого-то оплакивает. Лес стоит черный, словно в траурной одежде.

Чуткое ухо слышит знакомый рокот мотора. Приехал хозяин с женой. Раджа не узнает своего друга. Что с ним стало? Побледнел, похудел, усилился запах лекарств, и все больше он лежит в постели и реже выходит из дому. "Но сегодня - о, радость, - думал Раджа, - наконец пошли с хозяином и его друзьями в лес". Выглянуло солнышко, пригрело лес, и он, как бы почувствовав последнее тепло, приосанился, принарядился, сверкнул гроздьями рябины, выглядел не таким уж мрачным. Все это внушало какую-то надежду на лучшее будущее. Гуляли долго, обошли все любимые места, поле и пруд, посидели под дубами. Когда хозяин пошел на станцию провожать своих гостей, у Раджи защемило сердце, как бы предчувствуя беду.

Со станции хозяин не вернулся...

Посадив друзей на электричку, он сел на лавочку и уснул вечным сном. Жена хозяина оцепенела от горя. Спустя некоторое время она сидела на крыльце, как раньше сидел хозяин, и что-то невнятное бормотала, по лицу ее текли слезы. Пес пытался успокоить ее, тыкаясь в руки и слизывая соленые слезы с лица. Она не замечала его стараний, все рыдала и рыдала.
Вдруг на какой-то миг рыдания утихли, и Раджа услышал слова, обращенные к нему. "Остались мы с тобой одни, теперь ты мой защитник, нет больше моего любимого", - сказала женщина и снова зарыдала.

Смысл слов дошел до собаки не сразу. А когда Раджа понял, что потерял друга-хозяина, раздался в ночи тот душераздирающий вой.

Под утро пошел снег, он запорошил морду собаки, которая оплакивала своего друга. Серебро снежинок, растаяв, так навсегда и осталось на черной маске леонбергера. Это серебро, как траур о своем друге, Раджа будет носить до конца своей жизни.


Галина КУЗНЕЦОВА

 Отправлено: 25.05.07 13:05. Заголовок: Re:

Добрейшей души человек - Юрий Иванович.


История, о которой я хочу рассказать, произошла под Юхновом в Калужской области, недалеко от места впадению Угры в Оку. Течение там быстрое, вода чистая, лес, грибы, ягоды - прекрасное место для отдыха. К слову сказать, именно там произошло "великое стояние на Угре" русских и татаро-монгольских войск.

Приехали мы на несколько дней в туристический лагерь Подольского электромеханического завода отдохнуть и заодно навестить знакомых. С нами наши собаки - немецкий короткошерстый охотничий курцхаар Стелла и ротвейлер Джонсон (по-домашнему Сынок).

По дороге мы заехали на рынок и купили живого поросенка - хотели оставить его в лагере на воспитание, благо пищевых отходов там было много. Но по своим повадкам этот поросенок оказался "не совсем поросенком". Поместили его в маленькой сторожечке, где стояла старая армейская койка, на которой лежал старый матрас. Первое, что сделал поросенок - прыгнул на матрас, как собака, выбрал местечко поудобнее и улегся. Так в дальнейшем он и спал, на матрасе. Дверь в сторожку всегда была открыта, и поросенок мог спокойно выходить поесть, погулять и возвращался обратно на матрас. Назвали его Юрием Ивановичем в честь одного нашего знакомого.

Домики, где мы жили, стояли на пригорке, а будочка, в которой Юрий Иванович обитал "за сторожа", стояла ниже, ближе к реке. Однажды пошли мы всей компанией с собаками на реку, подходим к будочке и вдруг, из нее вылетает розовое, совершенно чистое существо, почти игрушечное, и с повизгиванием устремляется к нам. Собаки, конечно, по началу опешили, но потом поняли, что перед ними маленькое животное, не способное причинить им вред. Юрий Иванович подбежал и остановился, собаки немного напряглись. После короткого знакомства поросенок начал играть с собаками, как играл бы щенок - подбежит, отскочит и т.д. Так началась собачья-поросячья дружба.

Удивительно, что собаки восприняли поросенка совершенно нормально, -ведь Стелла собака взрослая, специально травленная на кабана в охотничьем хозяйстве, обкатанная и, казалось бы, поросенок должен был представлять для нее добычу. В то время было ей пять лет, и была она активной охотницей. Юрий Иванович оказался настолько веселым, жизнерадостным, "добрейшей души человеком", что собаки не обижали его. Более того - они к нему просто привязались. Когда Нюре ставили еду, Юрий Иванович просто выталкивал Нюру своим рыльцем из миски, и та терпела. Видя, что Стелла отправляется к миске, Юрий Иванович вставал и направлялся туда же.

Поросенок практически не отходил от собак, весело играл с ними. Следует заметить, что у подрастающего животного, с детства лишенного матери, срабатывает рефлекс, который заставляет его выбирать "маму" и всюду за ней ходить. Так вот, Юрий Иванович "мамой" выбрал ротвейлера и таскался за ним хвостиком - куда собака, туда и поросенок. У Стеллы же он, будучи по существу еще молочным поросенком, пытался отыскать соски, что вызывало у ни разу не щенившейся собаки неподдельное изумление. Хотя, видимо, некоторые материнские чувства в ней пробуждались, и она воспринимала поросенка, как своего члена стаи.

Ребята из компании" сразу стали любимцами всего лагеря, а народа там было предостаточно. Компания свободно бродила по окрестностям, и как только они появлялись, все бросали свои дела (чистить грибы, рыбу и т.д.) - и шли смотреть на веселую троицу. У детей они вызывали настоящий восторг. И хотя собаки бродили по лагерю свободно, без намордников, никаких неприятностей не было. Справедливости ради, нужно сказать, что собаки наши дружелюбны и хорошо обучены, знают, на кого можно гавкнуть, а на кого нет, и в какой ситуации.

Поиграв с собаками целый день, Юрий Иванович отправлялся к себе в сторожку на ночлег, и мы специально ходили смотреть, как ловко он запрыгивает на довольно высокую, сантиметров шестьдесят, кровать. Вопреки существующему мнению, свинья очень аккуратное животное - наш поросенок никогда не гадил не только на кровати, но и вообще в будочке и всегда ходил чистым, хотя никто его специально не мыл.

Погостили мы в лагере, к сожалению, недолго, уехали по своим делам, и что стало с Юрием Ивановичем в дальнейшем нам неведомо.

Размышляя сегодня над этим случаем, можно определенно сказать, что дело не только в правильном воспитании отдельной собаки (что, конечно, важно), но и в условиях ее жизни. Что под этим я подразумеваю? Стелла у нас "девушка" всеядная, она ест все - помидоры, огурцы, бананы, грецкие орехи и т.д. Причем, последние выгрызает очень аккуратно, оставляя одни скорлупки. Порой, может украсть еду. Джонсон же устроен по-другому, он очень воспитанный пес. Если принести мясо и поставить сумку, то он ляжет ее охранять, -ведь Стелла вполне может не только стащить что-то со стола, но и в сумку залезть. Джонсон ни разу не позволил себе ничего подобного. Как-то он охранял, порыкивая, от нее даже арбуз - знает, с кем имеет дело. Стелла, в свою очередь, учила Джонсона работать на охоте, хотя ротвейлеру это, вроде бы, и ни к чему. Иной раз их конкуренция доходила до того, что мы получали довольно помятую утку. В результате получается отличное сочетание совместного проживания собак.

К сожалению, ритм жизни человека таков, что собака частенько остается дома в одиночестве, это сказывается на ее психике. Вдвоем же собакам не скучно, они общаются, вырастают более добрыми и даже коммуникабельными, если это слово применимо к собакам (а думается оно к ним вполне применимо). Наверное, чтобы растить собак, нужно чтобы их было хотя бы две, но понятно, что зачастую бывает тяжело содержать и одну собаку. Сейчас у нас уже три собаки - взяли Джонсону подружку. Втроем им будет общаться еще веселее.


Виктор НАХАЕВ

 Отправлено: 25.05.07 13:09. Заголовок: Re:

Спасибо, что вы меня не съели

Во время войны мои бабушка и дедушка страдали от голода, как и все остальные. Они окончательно похудели, надежды выжить не осталось.

У них была собачка Медя- маленькая дворняжка. Другие бы уже давно её съели, но бабуля и дедуля любили её как дочурку. И вот в один прекрасный день эта маленькая собачонка спасла им жизнь.
Она сумела пробраться во вражеский колбасный цех. Благодаря своим крошечным размерам Медя осталась незамеченной, тихо украла колбасу и убежала. Сама была тощая и голодная, но колбасу не съела, а принесла хозяевам. С того дня собачонка периодически бегала <<на точку>> и воровала колбасу. Так прошел голод.

Потом, когда бабушка и дед рассказывали эту историю людям, никто не верил. А собачка была верна хозяевам до конца жизни и умерла в возрасте 12 лет. Бабушка потом говорила моей маме, что Медя спасла их в благодарность за то, что её не съели (в селе в то время не осталось ни одной собаки), за то, что всегда её любили. А в нашем семейном альбоме есть старая фотография – единственная, на которой запечатлена Медя. Её умная и смешная мордочка смотрит на нас маленькими преданными глазами.

Историю рассказала РАДУСЯ

 Отправлено: 25.05.07 13:11. Заголовок: Re:

Пёс за пять минут съедает дерево

Прочла недавно анекдот. Идет два новых русских, один с бультерьером, другой – с таксой. Спорят, кто кому горло перегрызёт. Спускают с поводков. Довольная такса мигом перегрызает горло бультерьеру.

-Продай за пять тысяч баксов, - просит хозяин бультерьера.
-Не смеши, пять тысяч крокодил стоит, а ещё пластическая операция…

Этот грустный анекдот, с жертвами, точно про нашу собаку – подростка по имени Адидас, породы такса.
Упитанного щенка подарили нашей семье на пикнике, где мы восторгались его резвым нравом, красотой, игривостью и быстрой реакции.

-Берите, берите, - как-то слишком поспешно согласились хозяева.
На вопрос, что милая такса предпочитает из еды, был дан смешной ответ: туфли, сапоги одеяла, игрушки. Все весело посмеялись, Адидас проворно запрыгнул на заднее сиденье автомобиля, и мы поехали домой.

В течении недели в квартире было сгрызено всё, до чего смог достать пронырливый нос Адика. Ни одной игрушки не осталось, зато повсюду валялись бесформенные разноцветные пластмассовые куски. Тапочки, туфли, кроссовки, сапоги, даже если с виду производили впечатления целых, при надевании обнаруживали рваные дыры в самых неожиданных местах. Домочадцы слегка приуныли.

Вскоре предметы, годные для сгрызания, закончились. Муж на работе напилил ровненькие чурбачки, и, уходя утром на работу и в школу, мы плотно закрывали комнаты, оставляя таксу в коридоре наедине с чурбачками. Уже придя на обед, можно было полюбоваться плутоватым видом Адидаса и подом, засыпанным ровным слоем мелких опилок. Одного чурбачка нашему бандиту хватало на пять минут.

Спустя примерно месяц, показавшейся нашей семье годом, в Адидасе проснулся звериный инстинкт, генетический. Он вспомнил, что таксы – норные собаки. Запор на комнате поддался неудержимому напору, щенок проник в гостиную и метким взором окинул мягкое кресло. Придя вечером домой с работы, мы застали Адика в норе – кровожадно выгрызенном отверстии в любом кресле. Пес, хвастаясь норой, откровенно недоумевал, почему у обитателей квартиры на лицах было написан, мягко говоря, неудовольствие? Разозлившийся папа прицельно метнул в собаку роликовые коньки. Квадратного метра обоев как не бывало, коньки вдребезги, Адику – хоть бы что.

В полной мере охотничий инстинкт нашего спиногрыза раскрылся в деревне, куда мы опрометчиво привезли Адидаса, надеясь, что хотя бы часть своей подростковой энергии он потратит на природе.

Дом, огромная лужайка, маленький водоёмчик – и упитанные, вальяжные, непуганые домашние утки. Сделав стойку и победно повизгивая, пёс бросился к уткам, только уши развевались по ветру. Отреагировал на инстинкт только дед, так как утки принадлежали соседям и скандал пришлось бы улаживать ему. Но скорость деда и скорость Адидаса оказались неравны.

Полузадушенная птица была с гордостью выложена к ногам нашего папы. Видимо, после случая с креслом лидером в семье считается он. Не тратя времени даром, пёс рванул за следующей жертвой.
Дети делают искусственное дыхание первой утке, а наш таксер, легко обходя препятствие в виде деда, тащит вторую Всего было поймано четыре птицы. Их реанимировали и с извинениями вернули соседям, а Адидас на полдня был заперт в сарай к овечкам, для остраски.

Вечером собрался "совет в Филях". Решалась участь Адидаса. Честно скажу, что приговор <<казнить>> выдвигался, но не был поддержан большинством голосов. "Отдать в хорошие, но строгие руки" - был вынесен окончательный вердикт.

Обзвонив друзей и знакомых, мы вычислили молодого человека, охотника, живущего в частной усадьбе, имеющего таксу – девочку и горящего желанием приютить нашего мальчика.

Когда охотник пришёл к нам за собакой, у домочадцев подозрительно блестели глаза. Парень счёл наши слёзы слезами боли от расставания с четвероногим другом, а мы всё четверо, даже четырёхлетний сын, лишившийся за несколько месяцев всех до единой игрушки, не могли сдержать лёз облегчения и радости…
Адидас возмужал, стал отцом многочисленного семейства. Когда он гордо шествует по усадьбе, все тридцать кур и двадцать индюков стоят по стойке "смирно" и отдают честь.

Из письма Ольги Владимировны Маркиной,
Челябинская область

 Отправлено: 29.05.07 19:36. Заголовок: Re:

 Отправлено: 29.05.07 19:37. Заголовок: Re:

КАК СОБАКА ДРУГА ИСКАЛА


Давно-давно в лесу жила собака. Одна-одинешенька. Скучно ей было. Захотелось собаке друга себе найти.
Такого друга, который никого не боялся бы.

Встретила собака в лесу зайца и говорит ему:

– Давай, зайка, с тобой дружить, вместе жить!

– Давай, – согласился зайка.

Вечером нашли они себе местечко для ночлега и легли спать. Ночью бежала мимо них мышь, собака услышала шорох да как вскочит, как залает громко. Заяц в испуге проснулся, уши от страха трясутся.

– Зачем лаешь? – говорит собаке. – Вот услышит волк, придет сюда и нас съест.

«Неважный это друг, – подумала собака. – Волка боится. А вот волк, наверно, никого не боится». Утром распрощалась собака с зайцем и пошла искать волка. Встретила его в глухом овраге и говорит:

– Давай, волк, с тобой дружить, вместе жить!

– Что ж! – отвечает волк. – Вдвоем веселее будет.

Ночью легли они спать. Мимо лягушка прыгала, собака услышала да как вскочит, как залает громко. Волк в испуге проснулся и давай ругать собаку:

– Ах ты такая-разэтакая! Услышит медведь твой лай, придет сюда и разорвет нас.

«И волк боится, – подумала собака. – Уж лучше мне подружиться с медведем». Пошла она к медведю:

– Медведь-богатырь, давай дружить, вместе жить!

– Ладно, – говорит медведь. – Пошли ко мне в берлогу.

А ночью собака услышала, как мимо берлоги уж полз, вскочила и залаяла. Медведь перепугался и ну бранить собаку:

– Перестань! Придет человек, шкуры с нас снимет.

«Ну и дела! – думает собака. – И этот оказался трусливым». Сбежала она от медведя и пошла к человеку:

– Человек, давай дружить, вмести жить!

Согласился человек, накормил собаку, теплую конуру ей построил возле своей избы. Ночью собака лает, дом охраняет. А человек не ругает ее за это – спасибо говорит. С тех пор собака и человек живут вместе.

 Отправлено: 29.05.07 19:39. Заголовок: Re:

Последняя ночь колдуна.

Дождливой осенней ночью, когда тучи скрывали Луну и звезды, холодные капли барабанили по крышам, а ветер плакал и стонал за окнами, в своей маленькой квартире на последнем этаже высотного дома умирал старый колдун.
Колдуны никогда не умирают днем или в хорошую погоду, о нет! Они всегда умирают в грозу, бурю, снежный буран, в ночь когда извергаются вулканы или случается землетрясение. Так что этому колдуну еще повезло – шел всего лишь сильный дождь.
А в дождь умирать легко.

Колдун лежал на кровати, застеленной черными шелковыми простынями и смотрел на свой колдовской стол. Там искрились разноцветными огнями пробирки и реторты, капали из змеевиков тягучие мутные жидкости, в стеклянных плошках росли светящиеся кристаллы… Колдун сморщился и позвал:
- Фрог!
Со старого шкафа, уставленного древними книгами в кожаных переплетах, лениво спрыгнул толстый черный кот. Подошел к кровати, запрыгнул колдуну на грудь. Тот захрипел и махнул рукой, сгоняя кота.
- Звал? – усаживаясь в ногах, спросил кот.
Говорить умеют почти все коты на свете. Но немногие их понимают. Колдун – понимал.
- Я умираю, - сказал колдун.
- Знаю, - ответил кот равнодушно. – И ради этого ты звал меня?
- Скажи, что со мной будет?
Фрог прищурился и посмотрел над головой колдуна. Как известно, все коты умеют видеть будущее.
- Ты умрешь на рассвете, когда далеко за тучами встанет солнце. Тебе будет так же больно, как той женщине, что ты проклял. И так же страшно, как тому мужчине, на которого ты навел порчу. Когда ты станешь задыхаться, я сяду тебе на горло, поглажу твои пересохшие губы своей бархатной лапкой, поймаю твой последний выдох – и отнесу своему хозяину. Так было задумано, так есть и так будет.
Колдун покачал головой:
- Я проклял женщину, которая утопила своего ребенка. Я навел порчу на мужчину, из-за которого она это сделала.
- Какая разница? – ответил кот. – Ты колдун. Ты заключил договор с тем, кому я служу. О, нет, нет, не хочу иметь с ним ничего общего! Но девять жизней – это девять жизней, колдун. Их приходится отрабатывать…
Красный язычок мелькнул между острыми зубками – Фрог на мягких лапках пошел к изголовью кровати.
- Хочешь, колдун, я помогу тебе? Мои лапки могут быть очень сильными, а твое дыхание такое слабое…
Колдун поднял правую руку – из пальца выскочила злая синяя искра и ужалила кота в нос. Тот с возмущенным мявом взвился с кровати и заскочил на шкаф.
- Не спеши, - тяжело сказал колдун. – У меня есть еще время… до восхода солнца. И у меня есть последняя ночь колдуна.
- Глупые, наивные, постыдные надежды, - фыркнул со шкафа кот, сверкая глазами. – «Если в ночь своей смерти колдун найдет невинную душу, которую терзает горе, и сможет прогнать это горе без остатка – он будет прощен».
- Да, - сказал колдун, садясь на кровати. – Ты кот колдуна, ты знаешь.
- Где ты найдешь в этом городе невинную душу? – спросил кот. – А знаешь ли ты, что ты должен развеять горе, не причинив зла никому…
- Знаю, - пробормотал колдун.
- Никому, кроме самого себя, - закончил кот.
Глаза колдуна потемнели:
- Эй, кот! Еще вчера этого дополнения не было и в помине!
- Но я кот колдуна – и я произнес эти слова, - сказал Фрог. – Извини. Ничего личного. Но девять жизней – это, все-таки, девять жизней.
Колдун ничего не ответил. Тяжело поднялся и пошел к своему столу, где над спиртовкой, в колбе толстого мутного стекла кипела и пузырилась черная вязкая жижа. Минуту колдун смотрел на нее, а потом снял колбу с огня и одним глотком выпил последнюю в мире кровь дракона. В глазах его заплясало пламя, плечи расправились, он вдохнул полной грудью и перестал опираться на стол. Даже кровь дракона не могла отвратить его смерть – но, хотя бы, он умрет не беспомощным.
- Эй, кот… где кристалл?
Кот следил за ним со шкафа и молчал.
Колдун сам нашел магический кристалл – на кухне, спрятанный среди коробок с овсяной кашей и банок с рыбными консервами. Вернулся в комнату, освещенную привычным светом ламп в кроваво-красных абажурах. Водрузил кристалл на стол – и вгляделся в него.
У злых колдунов магический кристалл черный или красный. У тех, что считают себя добрыми – прозрачный или белый.
А этот кристалл был грязно-серый. Под взглядом колдуна он засветился, изнутри проступили картинки – мутные, нечеткие.
Колдун смотрел в кристалл. И видел, как ворочаются без сна в своих постелях люди – обиженные и мечтающие обидеть, преданные и собирающиеся предать, униженные и готовящиеся унижать. Горе терзало многих, но чтобы прогнать это горе – колдуну пришлось бы причинить еще большее зло.
- Зачем ты тратишь последнюю ночь своей жизни на глупости? – спросил кот. – Когда настанет моя последняя ночь, я пойду к самой красивой кошке…
Колдун засмеялся и прикрыл кристалл рукой – будто опасался, что кот сумеет там что-нибудь разглядеть. Из своей кроваво-красной мантии он выдернул длинную нитку, от валяющегося на столе засохшего апельсина оторвал кусочек оранжевой корки. Желтый листок бумаги, зеленый листик от растущего в горшке цветка, голубая стеклянная пробка, закрывавшая пробирку, капля синей жидкости из пробирки, фиолетовый порошок из склянки. Колдун смешал все это в своей ладони – и, не колеблясь, поднес ладонь к огню. Очень многие заклинания требуют боли.
Колдун давно уже боли не боялся. Ни своей, ни чужой. Он стоял у стола, держал руку над огнем – пока семицветное сияние не запылало в ладони. А потом бросил сияние через всю комнату, через стекло, через ночь – куда-то далеко-далеко и высоко-высоко.
- Ну-ну, - скептически сказал кот. – Ты хороший колдун. Но туда тебе не войти – даже по радуге.
Колдун потрогал радужный мостик. Тот пружинил и пах медом. Тогда колдун осторожно забрался на радугу и пошел вверх, сквозь стену, ночь и дождь.
- Ну-ну, - повторил кот. Свернулся клубочком, так, чтобы наружу смотрел один глаз, и стал ждать.
А колдун шел по радужному мосту. Идти было тяжело, он быстро промок. Далеко внизу горели редкие огоньки в городских окнах, но вскоре их скрыли тучи. Молнии били вокруг колдуна, оглушительно гремел гром. Радужный мост дрожал и изгибался, будто хотел сбросить колдуна вниз.
Он шел.
Потом гром стал греметь все тише и тише, все дальше и дальше. Молнии слабыми искрами мельтешили внизу. Откуда-то сверху полился солнечный свет – и колдун опустил лицо.
А радужный мост уткнулся в Радугу – и растворился в ней.
Колдун осторожно вышел на Радугу. Казалось, она занимала небо от края и до края. Только выше было еще что-то, но колдун предусмотрительно не поднимал глаз. Он осмотрелся – очень, очень осторожно.
Если бы не Радуга под ногами, он бы подумал, что стоит в лесу. Высокая зеленая трава, тенистые деревья, журчащие ручьи… Пахло медом и свежей водой. Колдун сел под деревом и стал ждать.
Откуда-то из кустов выбежал большой черный пес. Замер, удивленный. Подошел к колдуну, лизнул его в руку. Колдун потрепал пса за уши. Пес еще раз лизнул его – и убежал.
Колдун ждал.
Прошел, может быть, целый час. Послышался шум, частое дыхание – и к колдуну бросился маленький рыжий пес.
- Хозяин! – пролаял пес, тычась в его руки. – Хозяин, ты пришел!
Колдун обнял собаку, которая была у него давным-давно – в детстве, которое бывает даже у колдунов. Уткнулся лицом в собачью морду и из его глаз потекли слезы.
- Да, - сказал он. – Я пришел.
- Почему ты не шел так долго? – спросил пес. – Ты ведь стал таким умным, ты даже можешь подняться на Радугу, я знаю! А почему ты больше никогда не держал собак? Неужели ты нас больше не любишь?
- Я стал колдуном, - ответил колдун, гладя пса. – Колдуну не положено держать собаку. Прости. К тому же я знал, что на Радугу меня пустят лишь один раз. А я знал, что однажды мне надо будет прийти… туда, куда уходят все собаки. Видишь ли… я умный колдун…
- Ты самый умный, хозяин, - собака ткнулась в его щеки, слизывая слезы. – Ты ведь пришел за мной?
- Сегодня ночью я умру, - сказал колдун. – Никто и ничто в целом мире этого не отменит…
- Ты придешь ко мне… на Радугу? – робко спросил пес.
Колдун молчал.
- Или мне можно будет пойти к тебе?
- О, - колдун засмеялся, - не стоит. Я уверен, тебе не понравится. Там обещает быть слишком жарко…
- Хозяин…
- Этим вечером у маленького мальчика из нашего города умерла собака, - сказал колдун. – Ее сбила машина. Найди ее… я отведу ее назад.
- И она будет с хозяином?
Колдун кивнул.
- Я найду, - сказал маленький рыжий пес. – Сейчас. Только погладь меня еще раз.
Колдун погладил своего пса.
- А мне можно будет пойти за вами следом? – спросил пес.
- Мне не унести вас обоих, - сказал колдун. – А мы пойдем сквозь грозу. Ты же всегда боялся грома, помнишь? Иди… будь хорошей собакой. Иди! У меня совсем мало времени.
Через два часа маленький мальчик, проплакавший всю эту ночь, задремал – и тут же проснулся. Холодный мокрый нос ткнулся в его лицо. Мальчик обнял свою собаку, пахнущую грозой и, почему-то, медом. Окно было открыто, грохотала гроза и струи дождя летели в комнату. Странная туманная радуга мерцала за окном.
- Твою собаку всего лишь контузило ударом, - сказал кто-то, стоящий у постели мальчика. – Она отлежалась и прибежала домой. Понимаешь?
Мальчик закивал. Пусть так…
- Твои родители… не беспокойся. Они тоже с этим согласятся, - сказал колдун. Подошел к окну и шагнул на остатки радужного моста – выцветшие, истончившиеся. Пропали красный и оранжевый, синий и фиолетовый цвета. Но мост еще держался. Колдун устало пошел по воздуху дальше.
Мальчик за его спиной крепче обнял свою собаку и уснул.
Колдун медленно добрел до своего дома. Прошел сквозь закрытое окно. Где-то за горизонтом готовилось взойти солнце.
- Хитрый? – спросил Фрог. Кот сидел у магического кристалла, раскачивал его лапой. – Приготовил все напоследок? Невинная душа – ребенок, горе – умерший пес? Хитрый! А как это ты причинил горе себе?
Колдун посмотрел в глаза кота – и тот осекся, замолчал.
- Я выполнил условие, - сказал колдун. – Передашь тому, кому служишь… моя душа свободна.
Он лег на черные простыни и закрыл глаза. Последние капли драконьей крови выцветали в его глазах. Далеко за тучами вспыхнула желтая корона встающего Солнца.
- Мяу! – заорал кот возмущенно. Прыгнул на постель колдуна. – Обманул… обманул? Думаешь, обманул? Ничего личного… но, понимаешь ли… девять жизней… надо отрабатывать…
На мягких лапках кот подошел к лицу колдуна и улегся ему на шею. Колдун захрипел. Кот смущенно улыбнулся и протянул лапку к его рту. Из бархатных подушечек выскользнули кривые желтые когти.
- Ничего личного, - виновато повторил кот. – Но… девять жизней…
В эту секунду последние остатки радужного моста – зеленые, будто луга Радуги, вспыхнули и растаяли дымком. И одновременно, разбив стекло, в комнату кубарем вкатилась маленькая рыжая собачка – мокрая, дрожащая и очень, очень сосредоточенная.
- Мяу! – растерянно сказала черная тварь на шее колдуна. В следующую секунду собачьи челюсти сжались на ее шее, встряхнули – и отшвырнули прочь.
- Ничего личного, - сказал пес. – Но у меня одна жизнь.
Он вытянулся на постели и лизнул соленое от слез лицо колдуна.
Где-то за окном тучи на миг расступились, в глаза колдуну ударил солнечный луч. Колдун зажмурился и пальцы его что было сил вцепились в черные простыни.
Но свет все бил и бил колдуну в веки. Тогда он открыл глаза.
Пес что-то пролаял – и колдун понял, что больше не слышит в лае слов.
Но так как он был умный человек, то встал и пошел на кухню – варить овсяную кашу с сосисками. А маленький рыжий пес в ожидании завтрака остался лежать на теплой постели – как и положено умному псу.

 Отправлено: 29.05.07 19:42. Заголовок: Re:

Афоризмы о собаках

Лучшее, что есть у человека-это собака.

Ваша собака всегда находится не по ту сторону двери.

Все равно: человек заводит собаку, чтобы не было чувства одиночества. Собака в самом деле не любит оставаться одна.

Друг собаки - это звучит гордо.

Друга человека легко узнать по наморднику и строгому ошейнику.(((

Если бы собаки научились говорить, мы лишились бы последнего друга.

Если бы собаки умели говорить, они бы не казались такими умными.

Обожаю собак за их привязанность к хозяевам и особенно к столбам. )))

Хорошие собаки умирают только если нападают на чудовище, пытаясь защитить хозяина.

Если бы только люди могли любить как собаки, мир стал бы раем

Был один зеркальный зал .Он состоял из тысячи зеркал.И однажды туда забежала злая собака которая увидела тысячу злых собак и подумала что мир состоит из таких же злых собак.
Потом забежала добрая собака и увидела тысячу добрых собак и подумала что мир состоит из таких добрых собак.
Мораль:какой ты таким тебе кажется мир.

Собака считает хозяина слишком высокой и ненормально сообразительной собакой

Собака - единственное существо, воочию видевшее своего Бога.

Жизнь собак слишком коротка, это их единственный недостаток.

Если вы приютите бродячую собаку, она вас никогда не укусит. В этом принципиальная разница между собакой и человеком.

Собака, которая готова следовать каждому, не стоит даже проклятия.

Хорошо когда собака - друг, но плохо когда друг - собака...

 Отправлено: 29.05.07 20:30. Заголовок: Re:

В мечтах и наяву
Борис Экви

Жизнь ветеринарного врача не легка, но интересна. И последнее часто окупает все издержки нашей профессии. Взять, к примеру, любого служащего - на западе их называют клерками. Ты только вслушайся в это тусклое слово, как оно похоже на английское прилагательное «clear» - ясный. В жизни клерков все ясно и понятно с самого начала, каждый их день и час расписан по минутам, они знают с кем встретятся, о чем будут говорить, куда пойдут и с какой целью. Ну, скажи на милость, какая радость тысячи раз делать одно и то же... Другое дело - экстремальные профессии: сапер, пожарник, космонавт, да и ветврач, наконец. А что ты думаешь, чем отличается космонавт от ветврача? У первого все на время полета распланировано, за исключением редких внештатных происшествий. У второго все непредсказуемо, его жизнь - череда событий, заранее предсказать которые совершенно невозможно. Просыпаясь поутру, он никогда не знает, куда попадет на этот раз и чем все это кончится, - такой тирадой я безуспешно пытался разбудить проспавшего первую лекцию в институте сына, который, сопротивляясь всеми силами, пошел по моему тернистому пути.

«Какой там космонавт! - отбивается этот пессимист, пытаясь по цвету и форме слиться со своей постелью. - Все одно и то же: собаки, кошки, ну и все остальные, включая их далеко не всегда приятных, занудных хозяев. Даже страшно подумать, что через год мне придется заниматься всем этим!»

О нашем разговоре я думал целый день и уже начал было соглашаться с сыном, поскольку ничего из ряда вон выходящего не происходило. Обычная работа - у кота мочекаменная болезнь, у съевшей кость собаки кишечная колика и все в том же духе. Оставался последний вызов - и на покой.

На звонок открыл дверь самый обычный старичок в потрепанном халате и столь же ветхих тапочках.

- Вы, наверное, врач? - спросил он и повел меня по плохо освещенному коридору в одну из комнат.

- А вы, наверное, изобретатель? - вырвалось у меня, когда я попал в комнату, заставленную металлическими ящиками непонятного назначения и стеллажами с пыльными папками и книгами.

- В каком-то роде, - лукаво взглянув на меня, ответил старичок и представился: - Лев Кириллович, путешественник во времени.

- Еще один ненормальный, - с тревогой подумал я. Ну, и везет же мне на них! На той неделе вызвали меня на другой конец Москвы и из-за закрытой двери требуют, чтобы дал гарантии, что попугай после моего лечения поправится! А есть ли у нынешнего Кулибина заболевшая собака или ему просто не с кем пообщаться?

Но собака была. Это был молодой кокер-спаниель. Его сонливо-ступорообразное состояние не оставляло сомнений в том, что он действительно болен.

- Началось все дней 10 назад. Мы с ним несколько раз съездили на дачу в Купавну - пояснял старичок. - Он обычно шустрый такой, несмотря на то, что толстяк. Да и у меня в душе желание возникло побегать по пробивающейся к солнцу зеленой травке - весна все-таки! А тут смотрю, голову понурил, сгорбился весь и все норовит прилечь. На прогулку идти отказывается, чего с ним никогда не бывало. Весь, как выжатый лимон. Много пьет, а от корма нос воротит. Я подумал, что авитаминоз - стал давать ему витамины всякие. Ничего не помогает. А тут еще рвота началась и в каловых массах кровь появилась. Испугался я, что энтерит и вас вот вызвал!

В ветеринарном паспорте я нашел отметки о всех необходимых прививках. Заботливый хозяин делал их вовремя. Так что парвовирусный энтерит, который предположительно диагностировал Лев Кириллович, с самого начала можно было исключить. Информация владельцев заболевших животных безусловно важна, но без обследования пациента она ничего не стоит. Поэтому я перешел к детальному знакомству с безучастным ко всему происходящему псом. За время болезни он уже перестал быть толстяком - явно прослеживались признаки исхудания и обезвоживания организма, что было немудрено, поскольку болезнь длилась уже 1,5 недели, и в течение этого времени собака ела очень плохо.

- Но почему обезвоживание, из-за чего такая сухая и неэластичная кожа? - недоумевал я. - Ведь если он так много пьет, как сказал его хозяин, понос прекратился довольно быстро, а рвота бывает, но не частая, то причины потери воды организмом мне не ясны. Скорее всего, причина в почках или мочевом пузыре.

Для проверки своего предположения я сдавил спину кобеля в области поясницы, где у него расположены почки. Кокер почувствовал боль и выйдя на время из своего оцепенения, предупредительно оскалил клыки. Получилось не столько устрашающе, сколько жалобно.

- А нельзя ли побольше света! - попросил я «путешественника во времени». Мне надо было убедиться, что увиденное в ротовой полости собаки не было обманом зрения.

Когда в комнате было включено все, что могло хоть как-то увеличить освещенность объекта исследований, хозяин квартиры стал по моему указанию разжимать упрямо сомкнутые челюсти. Ему это удалось, можно сказать, только наполовину. Но и этого было вполне достаточно, чтобы увидеть на языке участки неправильной формы, темно-красного цвета, покрытые серовато-желтыми струпьями. На деснах четко была видна темно-красная кайма. Запах, исходящий изо рта животного, нельзя было назвать приятным: он сочетал в себе оттенки запаха мочи и разлагающихся тканей. Пальпация шеи пса не обманула моих ожиданий - под пальцами оказались увеличенные лимфатические узлы.

- Лев Кириллович! - сказал я. - Мне не хотелось бы вас огорчать, но есть подозрение, что это не энтерит, а лептоспироз. Чтобы подтвердить или опровергнуть этот диагноз, нужны лабораторные исследования. Жаль только, что с начала болезни прошло так много времени, ведь вызывающих эту болезнь спиралевидных бактерий, которых называют лептоспирами, легче всего обнаружить в крови и моче в самом начале болезни. Потом организм животного начинает бороться с инфекцией образованием специфических антител. Большая часть лептоспир погибает, и анализы часто дают отрицательный результат.

- Так это же здорово! Значит, во-первых, их не надо сдавать, а во-вторых, мой Джек уже на пути к выздоровлению! Cтаричок радостно стал потирать свои руки.

- Дай-то бог! - ответил я ему с несколько меньшим оптимизмом в голосе, чем намеревался. - Но в борьбе с лептоспирами не всегда верх берет иммунитет. Кроме того, даже тогда, когда образуется очень много антител, им остается недоступной часть бактерий, укрывающаяся в тех участках организма, которые не имеют прямого контакта с кровью. Ну, например, в почечных канальцах. С таким положением дел нельзя мириться хотя бы потому, что собака продолжает болеть, но заболевание из острой переходит в хроническую форму. Почки же относятся к органам, основные функциональные элементы которых после разрушения не восстанавливаются. Примите еще во внимание, что даже в случае выздоровления Джек может остаться носителем этих опасных микробов: другие собаки, обнюхивая оставленные им «метки» на столбах и заборах, тоже могут заразиться выделившимися с мочой лептоспирами. Да и для человека они тоже опасны.

- Так что же прикажете делать? Сдавать анализы поздно, а без них нельзя поставить точный диагноз, а без диагноза, вы хотите сказать, невозможно правильно лечить?

- Совершенно с вами согласен. Только сдать анализы все-таки надо, и если в лаборатории не смогут найти возбудителя, то уж антитела к нему найдут пренепременно.

Я дал временные рекомендации на период до получения результатов лабораторных исследований и еще раз внимательно взглянул на старичка - на сумасшедшего он не смахивал. Но любопытство взяло верх, и я не удержался от вопроса о его путешествиях во времени.

- Как вы сказали называется эта болезнь? - вопросом на вопрос ответил он. - Я вам обязательно позвоню.

Он действительно позвонил мне через пару дней. Диагноз подтвердился. Мне пришлось снова ехать к Джеку, чтобы начать его лечить. Если лептоспиры не успели вызвать необратимые поражения в почках, то введение антисыворотки (при низком титре специфических антител в крови) и курс антибиотикотерапии быстро дадут результат.

- И все-таки мне не понятно, почему Джек заболел, ведь я его прививал от лептоспироза. - Как могло такое произойти? - удивленно спросил Лев Кириллович.

- На ваш вопрос ответить можно только предположительно. Вы сами сказали: весна, дача... Почти наверняка, там у вас мыши или крысы водятся. Вот они-то и являются основными источниками инфекции. Загрязненная их мочой трава или вода (в луже или колодце) длительно остаются инфицированными. Ответить на вопрос о том, почему вакцинация не защитила собаку, сложнее. Может быть вакцину неправильно хранили, что привело к ее инактивации. Не все противолептоспирозные вакцины даже при правильном хранении одинаково эффективны. Кроме того, у собак эту инфекцию вызывают почти 30 вариантов лептоспир, а вакцины готовят только из 2. Вот когда вы в следующий раз станете перемещаться во времени, любезный Лев Кириллович, загляните в будущее - было бы интересно знать, какими средствами защиты собак от лептоспироза станут пользоваться потомки.

- А вы напрасно к этому скептически относитесь, - ответил старичок, и в его глазах снова зажглась лукавая искорка. - Я уже побывал в прошлом и недалеком будущем, разыскивая сведения об этом недуге. Вот посмотрите на мои трофеи!

Лев Кириллович раскрыл одну из своих многочисленных папок и передо мной предстали несколько фотографий и какие-то отпечатанные на принтере документы. К немалому удивлению передо мной оказались немые свидетельства давно минувшего. Не веря своим глазам, я рассматривал фотографию моего немецкого коллеги Хофера, жившего в конце XIX века. Именно он первым описал эту болезнь у собак в 1850 году. О его работе почти на 50 лет забыли, вспомнив лишь в 1898 году, когда в Штутгарте разразилась небывалая вспышка лептоспироза, уничтожившая почти всех городских собак, а затем перекинувшаяся на городские предместья. С тех пор эту болезнь часто стали называть «тифом собак» и «Штутгартской болезнью».

- Что касается будущего, то это для меня сложнее, - вывел меня из ошарашенного состояния голос Льва Кирилловича. - Правда, я знаю, что в следующем году американские ветврачи станут пользоваться вакциной фирмы «Форт Додж», приготовленной не из 2, а из 4 вариантов лептоспир.

- Но откуда вам это известно?

- Как откуда? Я же - путешественник во времени! А если серьезно, то оглянитесь вокруг. На дворе XXI век, и для получения нужной информации из прошлого или совсем свежих новостей можно воспользоваться не машиной времени, а обычным Интернетом!

 Отправлено: 29.05.07 20:39. Заголовок: Re:

Вячеслав Ососков
Исчадие ада
Охотничий рассказ о западно-сибирской лайке.

Смерть любимой собаки, незаменимой помощницы на охоте, трагедия для каждого охотника. Моя «западница» умерла через час после операции, перед смертью тихонько заскулив и на прощание лизнув мне руку. Как я тогда рыдал! Да какое там рыдал, я выл, я лез на стену! Обнимая бездыханное тельце, я гладил ее, целовал, просил прощения за несвоевременно сделанную операцию. Вспомнил, как один раз незаслуженно наказал ее. Вот и сейчас, набираю этот текст, а на глаза наворачиваются предательские слезы. Опять разбередил себе душу.... А ведь прошло уже почти два года.

Я отвез Ласку на машине в деревню и похоронил возле леса, на нашем с ней любимом месте, где когда-то вместе охотились по тетеревиным выводкам. Шел дождь. Как положено по охотничьей традиции, я поднял ружье в хмурое июньское небо и семь раз выстрелил вверх. Каждый выстрел – год прожитой собакой жизни. Ее душа отправилась в «страну вечной охоты»...

С этого момента я твердо для себя решил никогда больше не заводить собак, но, промучившись без сна двое суток, взялся за телефон. Кинолог сказал, что есть помет «западниц» от хороших производителей, но придется ехать в другой город, впрочем, находящийся поблизости от нашего областного центра, и дал мне телефон заводчика. Мы договорились с ним о встрече. Желая непременно заиметь щенка серой масти, как напоминание о моей умершей собаке, я поинтересовался окрасом щенков. Оказалось так, как я и хотел. Все щенки были однотонно серые, а у одной сучки был даже белый «воротничок» – точь-в-точь, как у моей Ласки!

Прибыв на место и познакомившись с заводчиком, мы отправились на «смотрины». Он жил в частном доме на окраине города. В огороде у него была построена вольера, где и обитало все беспокойное семейство, состоящее из семи забавных лайчат и их матери. Маленькие, месячного возраста, щенки были очень подвижны и резвы. Они тут же сразили меня наповал! Этакие милые зверьки с торчащими ушками и закрученными, как у поросят, пока еще не пушистыми хвостами.

Я ознакомился с родословной. Она была отличная. Родители рабочие. Кобель – чемпион Москвы. Сука вывезена из промыслового района Ханты-Мансийска. Дипломы у всех поколений в основном по зверю.

Сука была ладная, хотя и после щенения. Рыжей масти. Хвост в полтора оборота. Хорошая голова. Необычайно подвижные уши. Косой разрез глаз. Легкая, высоконогая.

Кобеля, естественно, я смог оценить только по фотографии, любезно показанной мне заводчиком, да еще по его рассказам.

На фотографии был запечатлен настоящий красавец. Светло-палевый, рослый, мощный, прекрасно сложенный. Со слов хозяина щенков – необычайно злобный к зверю. По родословной так, впрочем, и выходило: сплошь «первые» дипломы по всем копытным, медведю и кунице. Цена за щенков соответствовала экстерьеру и полевым качествам их родителей.

Я попросил хозяина выпустить щенков из вольеры. Лайчата забавно прыгали по траве, играли друг с другом, а из вольеры за ними с тревогой наблюдала их мать, насторожив уши, подсвистывая носом, нервно зевая и переступая с лапы на лапу.

Так как мне нужна была сучка, то выбирать пришлось из трех щенков. Кобельков было четыре.

Одну сучонку я забраковал сразу. Мне она показалась слишком крупной и сыроватой. Остались два щенка. Кого же выбрать? Та, что с белым «воротником», родилась первой. Другая – четвертой. Обе хороши, глаз не оторвать! У «воротничка» хвост закручен уже туго, но мне показалось, что слегка туповата мордочка. У второй сучки хвост прижат к бедру, но заводчик сказал, чтобы я не волновался и что со дня на день он будет в кольце. Я ему, конечно же, поверил. У родителей-то вон какие хвосты «крученые»!

Окончательный мой выбор определил случай. Щенки играли, возились. Один наиболее задиристый кобелек нападал на всех, покусывая зубками-шильями своих братьев и сестричек. Все щенки уворачивались от него, убегали, не вступая в драку, в том числе и сучка с «воротничком». Но когда очередь дошла до ее сестрицы, та так ощерилась, наморщив нос и обнажив свои зубенки, что кобелек был вынужден ретироваться. Догнав братика, она с лаем вцепилась ему в шею и начала трепать. Отступилась лишь после того, как ее братишка поджал хвост, заскулил и поплелся прочь, как «побитая собака».

Заплатив деньги хозяину щенков, через некоторое время я уже ехал домой, а «злая собака», размером с рукавицу, мирно посапывала на переднем сиденье.

С кличкой проблем не возникло. Всех лаек у меня звали одинаково. Придя домой и предоставив щенку возможность ознакомиться с новой обстановкой, я определил ему место, уложив на коврик и строго повторив несколько раз: «Ласка! Место! Место! Вот твое место!»

В дальнейшем эта процедура совершалась постоянно после кормления и в перерывах между «песнями» лайчушки о загубленном детстве. Ласка часами с жалким видом сидела у входной двери и жалобно скулила, тоскуя по своей матери, сестрицам, братикам и вольере на свежем воздухе. На «месте» она не желала спать ни в какую, находя для этого более подходящие, по ее мнению, места в квартире. Обнаружить ее спящей можно было везде, даже за шторой и на полке журнального столика.

Сольные концерты у двери закончились внезапно, ровно через три дня. Щенок полностью освоился и теперь знал все «закоулки» и укромные места в квартире. Маленькая лайка росла не по дням, а по часам. Вскоре ей покорились высоты – кресла и диван. Однажды я увидел, как она запрыгивает на них с разбега. Таким образом, необследованным остался только письменный стол, где я ее вскоре и застал. Зверек сидел на столе и грыз телефонную трубку. Он забавно наклонял свою головку то в одну, то в другую сторону, слушая, как я ему читаю нотации на тему «что такое хорошо и что такое плохо». Когда я попытался приблизиться, чтобы наказать непослушную собаку, щенок ловко, как кошка, спрыгнул со стола и, скользя по паркету, с грохотом въехал под диван. Заглянув туда, я увидел смотрящие на меня хитрые глазенки. Сунул руку под диван, чтобы выудить оттуда этого телефониста – «стололаза», но милый щеночек, оскалившись, тяпнул меня за палец.

С некоторого времени ходить по квартире стало небезопасно. Лайчонок устраивал настоящие засады на всех домочадцев: то где-нибудь за углом, то под стулом или за открытой дверью в комнату. Он стремительно вылетал из своего укрытия и с рычанием вонзал остренькие зубки в ногу. Повиснув на ноге, с остервенением теребя штанину, он мог проследовать со своей «жертвой» через всю квартиру и отставал лишь после того, как видел, что рука человека тянется к «ремню» – сложенной специально для наказания непослушной собаки газете! Такие «ремни» находились во всех комнатах и на кухне, чтобы всегда были под рукой. Через некоторое время тактика нападения на людей изменилась и приобрела типично кошачьи замашки. Теперь щенок устраивал засады где-нибудь на возвышении: на кресле, диване и даже на столе. Как только ничего не подозревающий человек подходил на расстояние броска, лайчонок прыгал, взмывая в воздух, прямо на грудь. С трудом удавалось среагировать и поймать летающую собаку, чтобы она, чего доброго, не разбилась о пол. Удивительно, но маленькая лайка совершенно не боялась высоты. Видимо, она была создана для полетов! Посидеть спокойно, посмотреть телевизор или почитать книгу удавалось, лишь когда его высочество щенок соизволит отойти ко сну.

Однажды, когда лайчушка отправилась на лето в деревню, я по приезде туда стал свидетелем такой сцены. Моя дочка вбежала в комнату, где ее бабушка, лежа на диване, читала книгу, и что-то начала громко спрашивать. Бабушка тут же прервала ее, прижав палец к губам и прошептав: «Тише, Сашенька! Тише! Это исчадие ада только угомонилось. Сейчас, не дай бог, проснется! Я хоть пока от нее отдохну. Вон, посмотри, все руки и ноги искусаны. С самого утра ни сна ни отдыха!» Исчадие ада в это время дрыхло под диваном, распластавшись, как лягушка, прикрыв свои раскосые глазенки. Я тихонько вошел в комнату и ужаснулся. Вся мебель была погрызена, как будто в доме жил не маленький щеночек, а, как минимум, выводок бобров! Все углы кроватных спинок были закруглены, то есть отсутствовали. Ножки стульев и табуретов приобрели тонкость карандашей. Вся обувь аккуратно стояла на полке для головных уборов. Я тихонечко, чтобы не разбудить «исчадие», переоделся и на всякий случай поставил свои новые ботинки на стол. «Что ты, что ты! Не туда! Здесь достанет. Ставь на полку или за шнурки к гвоздю привяжи!» – прошептала моя мама.

Месяца в три Ласка начала рыжеть и вскоре превратилась в ярко-рыжую собаку с длинными задними ногами и большими, как у зайца или осла, ушами. Самое ужасное, что уши начали падать. То одно, то другое, а то сразу оба! Когда собака бежала, они качались в такт прыжкам. Я в панике стал названивать бывшему хозяину щенка. Слава богу, он оказался дома и успокоил меня, сказав, что это нормально. Щенок растет, и такое случается довольно часто – уши и ноги в росте обгоняют другие части тела. У меня прямо от сердца отлегло!

К пяти месяцам все пришло в норму. Из длинноухого зайца получилась красивая собака, уже к этому возрасту прекрасно одетая. Особенно мне нравились пропорции ее головы и тугая «баранка» хвоста в два оборота.

С трех месяцев я уже брал Ласку в лес на прогулку. Щенок с восторгом носился по лесу, впрочем, никогда не удаляясь от меня слишком далеко. Собачка обнюхивала деревья, травинки, цветы. Фыркала носом. Все запахи были для нее новые, необычные. Лапкой пробовала на прочность встречающихся ей на лесной дороге жуков и слизней, охотилась за бабочками, высоко подпрыгивая за ними в воздух, гонялась за пичужками. Я постоянно находился в напряжении, боясь встречи с гадюкой. Бывшую мою собаку змея укусила прямо в нос. В окрестностях нашей деревни находится змеиный очаг. Гадюк в лесах всегда было полным-полно. Часто они наведывались в гости и в саму деревню. Можно было встретить гадюк и на деревенской улице, и на огороде, а то и прямо на скамейке возле дома, где они, свернувшись кольцами, дремали и нежились под солнцем.

Опасения мои чуть поутихли, когда однажды, подоспев на злобный, но в то же время какой-то настороженный лай своей собаки, я обнаружил более чем метрового ужа, лежащего в реденькой траве. Ласка облаивала его издалека, не приближаясь. Значит, инстинктивно чувствовала опасность, исходящую от пресмыкающегося.

В конце сентября, когда Ласке исполнилось только четыре месяца, я впервые взял ее на охоту по тетеревам. Не могу сказать, правильно ли я так рано приступил к нахаживанию лайки, по сути, еще маленького щенка, или нет. Но Ласка к этому времени была рослой, подвижной и очень любознательной. В общем, я взял ее на охоту.

Зная, где держатся тетеревиные выводки, мы направились с ней на зарастающее поле. Первого петушка я поднял из травы сам. После выстрела тетерев упал в траву. Я подбежал к месту падения птицы и начал подзывать собаку. Она в это время тщательно обнюхивала место, откуда поднялся черныш. Запах его был для собаки абсолютно незнакомым. Наконец Ласка подбежала ко мне, и я скомандовал: «Ищи!» Она бегала по траве вокруг лежащего кверху лапами косача, нюхала, но не могла причуять птицу. Вот она случайно наступила на нее лапой и, остановившись, в недоумении посмотрела на меня: «Чего искать-то? Ума не приложу!»

«Вот так да! – подумал я. – Неужели у нее совсем нюха нет?» Ласка вдруг уткнула нос вниз, отскочила, а затем настороженно приблизилась к птице и принялась ее обнюхивать, виляя «баранкой». Я скомандовал: «Молодец! Хорошо! Взять, взять его!», надеясь, что собака потреплет косача. Но этого не произошло. Не схватила она его и тогда, когда я, подняв тетерева за лапы, потряс им у ее морды со словами: «Взять! Взять его!» Честно говоря, я тогда расстроился.

На следующее утро мы опять пошли на то поле. Я снял поводок и отправил лайку в поиск. Нужно сказать, что трава, в основном люпин, на этом поле была густая и высокая. Собаке приходилось постоянно делать свечки, чтобы координировать со мной направление движения. Но что удивительно, Ласка, передвигаясь по такой крепи в течение нескольких часов, совершенно не подавала никаких признаков усталости! Забегая вперед, скажу, что ни одна моя собака, а я держал всегда только лаек, не способна была работать долгое время на такой большой скорости, постоянно на галопе, как работает сейчас Ласка. Кажется, что для этой лайки не существует понятия «усталость». Все время как взведенная пружина, постоянно в движении! Недаром мои друзья, глядя на ее неутомимую работу, прозвали Ласку «русской ракетой».

Но давайте по порядку. Собака уже в поиске. Остановилась, копается на одном месте, затем ведет по прямой, правда, не поднимая головы от земли. Наконец подняла голову, нос над травой, и так верхом, верхом подводит меня к островку небольших березок. Бросок в чапыгу, и взлет сразу трех тетеревов. Я сдуплетил, и одна птица упала, но я за деревьями не вижу куда. Бегу в том направлении, кричу: «Ищи, Ласка! Ищи!» Выбираюсь из березок на другую сторону. А она, умница, уже нашла! Тетерев живой, с перебитым крылом, а Ласка стоит над ним, придерживая его лапой, и нюхает. Похвалив собаку, говорю «фу», беру ее за холку и оттаскиваю от тетерева. Тот сразу же начинает подлетать над травой, бежит, уходя от нас все дальше и дальше. Собака скулит, взлаивает, вырывается, пытается хватануть меня за руку, и я ее, наконец, отпускаю. «Ищи! Ищи!» Сам бегу за ней посмотреть, чем закончится дело. Она находит петушка, ловит его, прижимая лапами и мордой к земле, но опять не давит. Ну что ты будешь делать! В ту осень взял из-под нее еще пару тетеревов и двух вальдшнепов. Познакомилась Ласка и с перепелами. Как-то шел я по полю. Собака бежала впереди. Вдруг вся вытянулась, припала к земле, морда серьезная, настороженная. Бросок в траву – две перепелки вылетают в разные стороны. «Трю-трю!» Собака кинулась за одной, но та очень далеко улетела. Вторая птица села метров через пятьдесят в высокий люпин. Место посадки с ориентиром «куст» я заметил, решил попробовать собаку в работе «по перемещенному». Подвожу к месту посадки перепела, но что-то у меня там заклинило, и напустил я Ласку по ветру. Собака нюхает траву, воздух. Я ей: «Здесь, здесь! Ищи!» Смотрю, вроде прошла уже место, где должна сидеть птица. Вдруг резкий разворот на 180 градусов, против ветра, и бросок в траву. Затихла собачка, и хвост раскрутила. Морда в траве. Подхожу, беру ее за холку, вынимаю хитрую морду из травы. В зубах – перепелка! Но держит аккуратно, не помяв ни единого перышка. Забираю у нее птицу и, присев на корточки, прижав голову собаки к своей груди, чтобы не видела, отпускаю. «Трю-трю!» – полетела перепелка. Ласка, не знаю, услышала ли или каким-то образом увидела, вырывается из моих объятий, моментально находит птицу взглядом – и за ней по стерне! Пролетев порядочное расстояние, перепел садится, а собака, чуть поискав, снова его поднимает, и опять погоня.

Хочется привести один пример работы молодой еще собаки по коростелю. Идем на охоту в лес. Проходя по лугу с высокой травой, Ласка натянула поводок. Спускаю ее. Собака крутится на небольшом пятачке, энергично крутя баранкой, часто поднимая голову из травы и прислушиваясь, а затем, словно ловя мышь, прыгает вперед и делает резкий выпад головой в траву – в зубах коростель! Аккуратно беру его у собаки и отпускаю на виду у нее, предварительно взяв собаку на поводок. Птица летит и через двадцать метров «падает» в куст. Собака отчетливо видит место посадки, но, спущенная с поводка, бежит совершенно не туда, а почти под девяносто градусов к тому месту, куда опустился коростель, и на удалении тридцати – сорока метров поднимает дергача на крыло!

Вообще на одного коростеля, с момента причуивания и до подъема птицы на крыло, а зачастую и славливания ее, у Ласки редко когда уходило больше двух минут!

Кто-то заметит, и, может быть, это будет справедливо, зачем нужно учить лайку работать по перепелу и коростелю? Не судите меня строго, но я всех своих лаек приучал работать не только по традиционной «лаечной» дичи: глухарю, тетереву, белке, кунице, крупному зверю, но и по утке, вальдшнепу, серой куропатке, перепелу и коростелю! По каким-то видам дичи лайка работает лучше, по каким-то хуже. Но мне кажется, что охота с лайкой от такого «ассортимента» только выигрывает. Ну не каждый же день я охочусь на медведя, лося или кабана!

По белке Ласка начала работать при минимальной помощи с моей стороны, самостоятельно, очевидно «на глазок», прямо с «пола» загнав зверька на дерево. Облаивала, как положено, на ствол не бросалась, хотя энергия у собаки и плещет через край.

Как-то мне представился случай погонять белочку по мелочам, и Ласка зорко следила за всеми перемещениями длиннохвостого зверька. Белок, в отличие от птицы, она начала прикусывать сразу же, зачастую ловя их во время падения и не давая упасть на землю. Специально по белке я с ней не ходил, но во время охоты на другую дичь она частенько их находила. Несколько штук я отстрелял. Одна белка после выстрела упала на густую еловую лапу да так там и застряла. На следующий день в этом месте собака принесла мне вчерашнюю белку. Поднявшийся ночью сильный ветер, видимо, сбросил зверька на землю.

Но это были лишь первые шаги на охоте неопытного щенка. С нетерпением я ждал следующей осени. Как проявит себя повзрослевшая собака?

Пришла весна. В марте выставил Ласку на областную выводку охотничьих собак. Не скрою, переживал, хотя друзья в один голос говорили, что моя лайчушка будет первой. Так оно и вышло – первое место в ринге в своей возрастной группе при высшей оценке «очень хорошо». Радости моей не было предела.

Летом повел Ласку на межрегиональную выставку. Добрая тетенька, эксперт всесоюзной категории, еще до нашего выхода на ринг оказала внимание Ласке, сказав: «Ну и красавица!» В ринг мы встали последними, но по поводу того, какое место займет моя Ласка в этот раз, у меня уже сомнений не было!

Пришел сентябрь. И вот мы на охоте. У меня отпуск, поэтому ходим каждый день. Первый раз попробовал Ласку в работе по куропаткам. Что здесь и к чему, разобралась довольно быстро. По крайней мере, уже второй подъем выводка был осмысленным. Тетеревов собака теперь «щелкает» как орехи. Битую птицу берет мягким прикусом, с подранками не церемонится, сразу душит. Волнения мои по этому поводу оказались напрасными. Но это все работа «в стиле спаниель». Тетерева облаивать себя не дают, так как после подъема улетают в дальнюю даль и даже на опушку леса не садятся, а летят куда-то дальше. Мне хорошо видно, как собака, сопроводив их до края поля, вбегает в лес, но вскоре возвращается обратно.

Мне хотелось попробовать лайку по глухарю. Ходим по лесу в глухариных местах, но «бородатых» нет! Зато рябчиков много. Ласка то и дело поднимает птиц. Которые садятся на виду, тех я стреляю. Но это случается редко. Обычно птицы взлетают – и сразу же с глаз долой! Ласка их находит, но, лайнув три-четыре раза, страгивает птицу. Рябец перелетает, собака опять его вычисляет, и все повторяется заново. В конце концов Ласка выбегает ко мне не солоно хлебавши. И вот однажды случилось чудо, по крайней мере, для меня. Ласка выбежала из леса на дорогу и за поворотом подняла рябца. Я услышал его взлет, а затем лай собаки и сразу же шум слетевшей с дерева птицы, не выдержавшей облаивание. Через некоторое время навстречу мне выбегает моя собака, останавливается и пристально на меня смотрит. Я говорю: «Чего встала? Вперед! Ищи давай, ищи!» А она пару раз лайнула на меня – и в лес. Я ничего не понял и свернул за собакой лишь из-за того, что мне нужно было именно в ту сторону. Ласка впереди, оглядывается на меня, потом смотрит на елку: «Гав-гав!»

А оттуда рябчик – «Фррр!» Вот тут до меня дошло: «Да это же был анонс!» Вот так чудо-юдо! Собака-то молодая, а как сработала! А я? Каков дурак! Ласка всем своим видом мне показывает: «Пойдем, хозяин, я тебе там такую птицу нашла! Кругленькую, пестренькую!» А я так ничего и не понял!

Шли дни, мы скитались по лесам, и однажды собака нашла-таки глухаря. На полном ходу она вдруг остановилась, прислушалась и рванула в сторону. Метров за сто послышался ее лай. Я по просеке стал подходить к собаке и вскоре увидел ее. Задрав морду кверху, она лаяла на сосну, окруженную густыми елями. Решив, что Ласка нашла белку, я вскоре напрочь отверг эту мысль. Голос собаки был размеренным, совершенно непохожим на тот, каким она облаивает длиннохвостых грызунов. Силясь рассмотреть что-нибудь через густые лапы елей, я стал обходить их по кругу и в прогале увидел сидевшую вполдерева огромную птицу. Глухарь! Я медленно поднял ружье и выстрелил «четверкой» из верхнего ствола. Птица начала падать, громко хлопая крыльями, но метрах в трех – четырех от земли зависла почти на одном месте и, часто-часто взмахивая крыльями, тяжело потянула вдоль просеки. Я ударил вдогон «шестеркой», и глухарь завалился в куст...

Как смогла собака найти глухаря на слух на таком расстоянии, что она там услышала, для меня остается загадкой.

С той первой работы по мошнику прошло много времени, и еще не раз мы охотились с Лаской по глухарям. Обладая уникальным слухом, собака часто поражала меня его поистине фантастическими возможностями.

Сейчас Ласке полтора года. Впереди притравка по кабану и медведю. Посмотрим, как поведет себя «исчадие» при работе по крупному зверю, что из нее получится...